Свидетель
Шрифт:
– Это глупость. Похищения не было.
– Ну-ну, а заявления есть. А еще сегодня нам любопытную запись доставили, как ты этой девушкой пользовался.
– Шиманский хохотнул, качая головой.
– Затейник. Хоть в интернет выкладывай. Она просит: не надо, о помощи кричит, а ты... Знаешь, как это называется? Это называется изнасилование.
Валерий сглотнул, и, показалось, что не капля слюны, а булыжник изо льда рухнул в живот.
– У нее нет ко мне претензий, - сдавленно сказал он.
– Она не подтвердит ничего.
– Зато ее труп с несколькими ножевыми ранениями будет очень красноречивым. Прикинь, Черкасов, какая скандальная история: миллионер
Сзади кто-то подошел и втиснул в пальцы что-то холодное. Валерий дернулся, но чья-то лапа его придержала.
– Вот и твои отпечатки пальцев на пистолете есть, - выпятил губу Шиманский.
– А Елена Бриннер подтвердит, что ты отлучался в клубе.
Валерий онемел. Одна мысль - Варю убили или убивают сейчас - скрутила внутренности узлом колючей проволоки.
– Не убивайте ее, - хрипло вырвалось у Валерия, - она не сможет давать против вас показания. Она ослепла. Мы только что от врача. Ее психическое состояние делает все ее свидетельства не действительными. У нее галлюцинации, она...
– Ну, считай, отмучилась девка, - резюмировал Шиманский.
– А что еще взять с пешки? В жизни она играла маленькую роль, зато ее труп послужит большому делу.
– Он глянул на часы.
– Девчонка уже мертва. Поздно рыпаться.
Не помня себя, Валерий рванулся с сиденья и врезал лбом в ненавистную харю так, что Шиманский вскрикнул от неожиданности и упал назад. Лязгнули об пол стальные трубы на спинке перевернутого стула. Головорезы, стоящие рядом, насильно вернули Валерия на стул, буквально вдавили его, взбесившегося, обратно. Один из них смачно ударил кулаком по лицу и рассек губу. Боль и вкус крови вернули Черкасова в чувство. Земной шар внезапно стал тесным и душным. Это блеф! Шантаж, но... по любой логике Варя Шиманскому живой была не нужна. Ни при каких обстоятельствах.
Валерий смотрел исподлобья на отирающего кровавую юшку с носа врага, на бугаев рядом и ему казалось, что они в аквариуме, за толстым стеклом, открывают рты, как рыбы, и не издают ни звука. Хлесткая пощечина вернула звук.
– К цифре, которую я озвучивал твоему холую, добавишь ноль, - зло сказал Шиманский.
Оцепеневший Валерий не ответил.
– Надо же, какой ты чувствительный, Черкасов, - процедил Шиманский.
– На сегодня всё. Это была репетиция. Тренировочный день. Если к десяти утра сумма не будет на этом счету, - он засунул бумажку в нагрудный карман куртки Валерия и достал оттуда простенький мобильный, с удивлением глянул на него, скривился и швырнул кожаному, - всё будет по-настоящему. Арест, нары и пожизненное. Твои деньги тебе уже не пригодятся. Или будешь жить по-старому, но как все, делясь. Так что думай, Черкасов. Говорят, ты умный.
– Шиманский обернулся к кожаному.
– Высадишь его на шоссе, у леса, как мы договаривались. Парень приметный, вот пусть его и примечают.
Глава 12. Ночь души
Фургон остановился. В последний момент расстегнув наручники, бандиты Шиманского вытолкнули Валерия на ночное шоссе. Он не успел сгруппироваться
«Уже мертва ...с несколькими ножевыми ранениями» - повторил мозг автоматически. Капли дождя в темноте внезапно окрасились в красное. Валерий вскочил на колени, пытаясь стряхнуть кровь с пальцев, и тотчас судорожно выдохнул - это была грязь, обычная дорожная грязь.
Валерий начал вставать, правое колено отдалось резкой болью - удар наложился на старую травму. Черкасов втянул сквозь зубы воздух. Огляделся, наконец. По обе стороны дороги тянулся лес, впереди, за поворотом мерцал свет от фонаря, скупо отражаясь в белой полосе по центру асфальта. Ни машин, ни людей.
Разум отказывался работать, выдавая лишь скомканные обрывки фраз Шиманского и его собственных. Машинально Валерий принялся очищать грязь с джинсов и куртки. И тут осознал, что еще больше пачкает их вымазанными ладонями. Замер. Взгляд метнулся от гравия у обочины к чаще за черными кустами.
Мелькнула догадка: его выбросили здесь, потому что... где-то там... Варя? Мертвая?!
Отчетливо представилось ее бледное лицо с заострившимся носом, разметавшиеся по мокрой листве густые русые волосы, остекленевшие глаза, устремленные к выглядывающей из-за тучи луне. Они были голубыми, Валерий помнил это точно.
Спину Валерия свело судорогой, руки затряслись сами. Он забыл, как дышать.
Вдруг вспомнилось, как она взглянула на него в самолете, часто захлопав ресницами, разрозовевшаяся ото сна, совершенно не накрашенная и особенно, не по-журнальному красивая. Будто узнала в нем, в чужаке, кого-то близкого, потерянного... и тут же испугалась, вжалась в кресло. Так же настороженна лань, когда на нее смотрит из кустов хищник. Отчего она боялась его? Или ему только казалось? А, может, она чувствовала то, что он сам о себе не знал... Что ему нельзя доверять, что он может превратиться в неконтролируемого насильника? Но ведь он никогда раньше... А теперь она там... слепая. Мертвая...
Он встряхнул головой. Душу скручивало до рвоты. От самого себя. От мыслей. От ужаса.
Да, он кутил, как в голову взбредет, хоть ночи напролет, иногда не разбираясь, с кем и зачем. Мог накуриться на вечеринке, напиться для веселья, сыпать деньгами в прямом смысле - пускать пятитысячные купюры самолетиками из окна гостиницы хохмы ради. Да, он не был праведником, любил женщин, разных и по-разному. Они отвечали тем же. Сами липли. Ему всего было мало. Когда все надоедало, он подсаживался на адреналин: лез к акулам, с тарзанки в водопад прыгал. Просто так, чтобы мозг не закис. Да, он был не лучшим из людей. Особо и не стремился, если честно... Но чтобы так съехать с катушек?! Может, виски был испорчен или ему что-то подсыпали?
Валерий начал глотать раскрытым ртом воздух, чувствуя, что задыхается. Деранул рукой горловину свитера от шеи: нет, это он сам. Зверь... Ведь снилось же... подобное. Мурашки побежали по коже.
И снова перед глазами встала Варя. Когда Георгий Петрович позвал его вчера утром, после бассейна. Только вчера! Она смотрела так, словно навстречу ей шел бог, способный покарать или помиловать. «Я люблю вас» - прошептала и заснула, почти у него на руках, внезапно доверившись. Так, что сердце его ненадолго оттаяло. Но при виде полного шкафа, заваленного дорогими вещами, очерствело снова. Она была, как все, падкая до денег. А вдруг... не притворялась?