Свидетели Времени
Шрифт:
Блевинс доел последний бутерброд и сложил салфетку. В углу ее была вышита готикой буква Б, увитая веточкой сирени.
— Ящик стола был взломан просто варварски.
— Да, можно было легко сломать замочек. Тут не требовалось сил. Это правда. Но я думаю, что тот нежный цветок, что сидит сейчас у нас в камере, не привык рассчитывать усилия.
— Значит, версия такова: Уолш явился за деньгами, которые ему были очень нужны, чтобы заплатить за новую повозку. Но после ярмарки прошло несколько недель. К тому времени церковные деньги могли быть уже потрачены — розданы нуждающимся, употреблены
— Я сам об этом думал, — ответил Блевинс. — Но, как правило, деньги на нужды церкви идут не из сбора на базарах. Все пожертвования прихода хранятся в банке и снимаются со счета по мере надобности. Кроме того, осенняя ярмарка никогда не приносит большой выручки. Хотя в этом году, впервые после войны, она была значительнее, чем раньше. Мужчины вернулись с войны, да и молодые женщины, которые тоже воевали. — Он замолчал.
Замолчал и Ратлидж. Так тяжело сознавать, что мужчины в расцвете сил ушли и никогда уже не вернутся. На фронте они об этом не задумывались. В Остерли тоже много потерь — в их числе сын мясника и племянник миссис Барнет. А некоторые остались калеками и учатся теперь плести корзины для продажи. Один из лучших парней Остерли вернулся слепым. Два мальчика из церковного хора остались сиротами, их мать умерла от испанки, а отец погиб на войне. Жители поговаривают о том, чтобы соорудить памятник всем, кто погиб на войне.
Ратлидж вспомнил о мемориале в Лондоне. «Вечная память павшим», — было написано на нем. Каждый ноябрь к нему возлагают венки и читают молитвы по тем, кто не вернется домой. Никогда.
Он опечалился, вспомнив о тех, кто пропал без вести. Они все еще лежат на полях Фландрии, зарытые так глубоко в изрытую снарядами землю, что даже фермерский плуг не обнаружит их. Ботинки могут дольше сохраниться или каски, но со временем даже кожа разрушается, а железо ржавеет и рассыпается. И спустя несколько лет их покроют пшеница, горошек или виноградники. Ни деревянных крестов, ни мраморной плиты. Слышат ли они благодарные молитвы тех, кто ныне жив? И сколько времени эта благодарность продлится?
Он очнулся. Блевинс в это время продолжал говорить:
— …Отец Джеймс пережил войну и эпидемию испанки. Храбрым был, но не бравировал храбростью. Любой скажет вам — он многих сумел вернуть на путь исправления. Но не Уолша. С ним не было шансов. Не знаю, как в вашей практике, но в моей такие гиганты — всегда недоумки. Зато эти чудовища обладают взрывным темпераментом. Отец Джеймс мог совершить фатальную ошибку, желая усовестить его.
— Безусловно, в ваших рассуждениях есть смысл, — согласился Ратлидж. — Но если говорить об Уолше… Я думал о размере следа, оставленного под кустом сирени. Он ведь был небольшим?
Кажется, этот вопрос вызвал раздражение Блевинса.
— Да, тот след потонет в следе от лапы Уолша, — неохотно подтвердил он. — Мы сняли его отпечаток и теперь, конечно, станем примерять каждому подозреваемому. Вы ведь понимаете, что это означает?
На этот раз Ратлидж предоставил Блевинсу самому ответить на свой вопрос.
— Это говорит о том, что у Уолша мог быть сообщник небольшого роста.
Хэмиш, долгое время не подававший голоса, не вытерпел: «Сумма, которую стащили, явно мала для двоих».
— Так у Силача был помощник на представлении? —
— Нет, нет, он один работал на представлениях, насколько нам известно, — отозвался Блевинс. — У него нет денег, чтобы нанять помощника. Правда, несколько месяцев назад с ним работала женщина, говорят, она ему была нужна для того, чтобы молодые леди не отказывались садиться на скамью — их пугал Уолш, чему я не удивляюсь, а она их уговаривала. Но кража со взломом — совсем другое дело. Здесь нужен тот, кто будет стоять на стреме. Сообщник спрятался под сиренью, и его не могли видеть ни со стороны церкви, ни соседи.
Кажется, Блевинс был в этом убежден. Ратлидж оставил пока эту тему.
— Как насчет других мест, где были представления Уолша? Происходили там подобные происшествия?
— Я об этом тоже думал. Пока мы работаем с подозреваемым, но не добились от него ничего, кроме проклятий. Не хотите его допросить?
— Что ж, думаю, вреда не будет.
— Мы на него надели кандалы, чтобы немного притих.
Инспектор взял ключи и повел Ратлиджа к камерам.
— Его не здесь будут судить, — сказал Блевинс, отпирая дверь. — В середине следующей недели мы отвезем его в Норидж. Здесь мы больше привыкли к пьяным дебоширам, мелким кражам, мужьям, которые занимаются рукоприкладством время от времени и никак не поддаются, не хотят учиться на своих ошибках. А те убийцы, что за несколько лет появлялись, были сами так напуганы тем, что совершили, что не представляли угрозы окружающим. Но Уолш — другое дело. Этот человек опасен.
Когда Блевинс открыл дверь в камеру, они увидели Уолша, сидевшего на железной койке. На лице кровоподтек, руки и ноги скованы, кандалы соединяла тяжеленная цепь.
Он выжидающе посмотрел на полицейских. Блевинс сказал:
— Ты уже встречался с инспектором Ратлиджем. Чуть не сбил его с ног. На твоем месте я бы больше не пытался. Он из Лондона.
У Уолша на лице появилось удивление.
— Меня заберут в Лондон?
— Это зависит от твоего поведения. Инспектор хочет допросить тебя. По поводу смерти настоятеля.
Пользуясь замешательством Уолша, Ратлидж спросил его добродушно, как будто пытаясь завязать дружеский разговор:
— Вы когда-нибудь использовали помощника в своих представлениях?
Уолш удивленно поднял брови:
— У меня была одна женщина несколько недель назад. Взял, чтобы заставить молодых леди охотнее садиться на скамью. Они сначала смотрели, как Айрис на нее садится. Но это не помогло. А что вы хотите знать?
— Я подумал, что мужчина-помощник был бы полезнее, чтобы помогать грузить тяжелую скамью и всякие ваши реквизиты на повозку.
Уолш усмехнулся:
— Я могу поднять все сразу один, и вас в придачу. Снимите с меня кандалы, и я продемонстрирую. — Он поднял руки вверх, и тяжелая цепь звякнула, но ее вес не произвел на Силача впечатления.
Ратлидж улыбнулся в ответ:
— Тогда не понимаю, зачем вам понадобился еще кто-то для убийства священника. Это потруднее, чем справиться с несколькими лошадьми? Удивляет и тот факт, что для этой цели была выбрана женщина. Она могла вести наблюдение, но вряд ли остановила бы жертву на пути к дому. И как вы могли ее уговорить, ведь денег там было недостаточно и для одного.