Свидетели Времени
Шрифт:
— Да, инспектор уже постарался убедить всех в Остерли, что Уолш виновен, потому что сбежал, ну а если его убили — значит, правосудие свершилось таким образом. К тому же Блевинсу здесь жить. И я не могу его винить за то, что он сделал хорошую мину при плохой игре. — Ратлидж поморщился. — Единственный выход — самому мне навестить лорда Седжвика.
— Господи, старина, вы что, серьезно? — Викарий посмотрел на него с тревогой. — Говорить с ним не то же самое, что с инспектором Блевинсом. Лорд Седжвик — совсем другое дело! Вы хоть отдаете себе отчет, насколько
Ратлидж внимательно посмотрел на викария.
— Вы ведь не хотите узнать, что случилось с Вирджинией Седжвик, верно? Но подумайте, сын Седжвика мог совершить убийство, и необходимо дать ему возможность опровергнуть такую версию до того, как об этом узнает полгорода, и люди отвернутся от него. — Он улыбнулся. — Спасибо за завтрак и постель. Мне был необходим отдых.
Он пошел взять пальто, и Симс проводил его до двери.
— Я благодарен за то, что вы делаете. Но поймите меня правильно — я хочу продолжать думать, что она жива. Это дает мне хотя бы маленькую надежду… — Викарий пожал плечами, как будто извиняясь за свою слабость. — Мне трудно вам объяснить.
Но Ратлидж прекрасно его понял. Он и сам никогда не оглядывался назад, чтобы посмотреть, действительно ли у него за спиной находится Хэмиш. Он не хотел знать, боялся увидеть, что там на самом деле. И пока он этого не делал, его рассудок был в безопасности. Застегивая пальто, прежде чем выйти под дождь, он сказал:
— А ну как если вопреки нашим ожиданиям выяснится, что Вирджиния Седжвик по собственному желанию оставила мужа и сейчас счастливо живет где-нибудь в уютном коттедже в Ирландии, что она предпочла такую жизнь и не хочет больше играть роль жены Артура? Он примет ее обратно, как вы думаете?
— Я не знаю. Это зависит от того, побоится он громкого и неизбежного скандала или нет. — Викарий взглянул на мокрые низкие ветви. — У Седжвиков предки торговцы, они неохотно приняты в высшем свете, и скандал может их снова отбросить вниз, а ведь они забирались по социальной лестнице целых три поколения. Но так и не добрались до самого верха. Им приходилось использовать деньги там, где настоящие аристократы не испытывали затруднений. Скандал мог не повредить им, но для таких, как Седжвики, скандал губителен. Кстати, Артур уже мог рассчитывать на брак с аристократкой, но, к своему несчастью, сам выбрал американскую кузину. Теперь, как богатый и знатный вдовец, он снова имеет шанс удачно жениться. И он не захочет знать, жива она или нет.
— Зато отец Джеймс разыскивал ее с рвением, которое трудно объяснить.
— Не трудно. Если бы вы знали хорошо отца Джеймса. Он обладал необыкновенным человеколюбием, был очень совестливым и глубоко сострадающим людям. Он часто говорил, что когда смотрит на лица своих прихожан, то думает, что они слишком хорошего мнения о нем, а он недостоин такой любви, но надеется когда-нибудь заслужить ее безупречным исполнением своего долга. Хотя никто из нас не надеется с ним сравниться.
Еще раз поблагодарив священника, Ратлидж направился под дождем к машине.
Хэмиш
— Жаль, что он не рассказал ей об этом.
Глава 27
Когда Ратлидж садился за руль, Хэмиш произнес:
«Если не Уолш убил священника, то ты столкнулся с очень хитрым убийцей. Он знает, как скрыть следы».
— Да, он действительно не оставил следов, за которые можно зацепиться. Блевинс позволил себе впасть в ярость и буквально не видел ничего вокруг, и тем самым сам себе связал руки. Он искал монстра и быстро нашел его в лице Уолша.
Хэмиш ответил: «Ты понимаешь, что твоя репутация будет испорчена, если ты потерпишь поражение в этом сражении».
— Я выиграю его, — ответил Ратлидж уверенно. — Седжвику надо было уничтожить тот египетский барельеф, вместо того чтобы выставлять его в своем саду. Этот барельеф и подсказал, какая роль была отведена судьбой для отца Джеймса в этой истории — наблюдатель. Безмолвный свидетель. Мне потребовалось некоторое время, прежде чем догадка обрела плоть и кровь.
Впереди на дороге показался молочный фургон, который тащила упряжка лошадей, их спины под дождем отливали медью.
Ратлидж затормозил, развернулся и поехал обратно. У ворот церковного кладбища вышел из машины и под проливным дождем пересек двор. Пока он добрался до входа в церковь, плечи его пальто промокли насквозь. Открыв дверь, он рукой вытер лицо и вошел внутрь.
— Гендерсон? — позвал он. — Если вы здесь, отзовитесь. Мне надо с вами поговорить.
Голос его отразился от стен и потолка гулким эхом, нарушив мирную тишину. Слышен был лишь мягкий стук дождя по витражным стеклам. Этим сумрачным утром яркие краски, богатые оттенками, казались лишенными жизни.
Ратлидж ждал. Наконец откуда-то от хоров отозвался негромкий голос:
— Я здесь. Дайте мне минуту.
Питер Гендерсон поднялся со скамьи. Поправив мятое пальто и пригладив волосы, он направился к Ратлиджу:
— Что вам от меня надо?
— Мне нужно подтверждение от вас, что вы видели ночью Уолша в церкви, когда он явился сюда, чтобы снять кандалы.
— Подтверждаю.
— Он был один?
— Да.
— Почему вы пошли за ним?
— Я его узнал. Видел на праздничном представлении во время ярмарки у церкви Святой Анны. И решил его проследить.
— И куда он пошел?
— Вверх по дороге, через рощу, мимо домов. Сначала на запад, потом на юг. Это направление и я выбрал бы, оказавшись на его месте. Там сплошные луга, пастбища и легко идти пешком.
— И он не сворачивал на восток, пока вы шли за ним?
— Нет. Зачем? Он знал, что это завело бы его в ловушку.
Ратлидж кивнул. Он посмотрел на ботинки Гендерсона. Старые, рваные ботинки…
— Уолш украл из стойла кобылу на ферме, расположенной к востоку от Остерли. Зачем он сделал это? Ведь ему пришлось дать изрядный крюк, он терял время.