Свидетельница смерти (Театр смерти, Убийство на "бис")
Шрифт:
– Они очень похожи, миссис Карвелл. У нее его волосы, цвет глаз, подбородок…
– Так. – Анна с трудом вдохнула воздух и снова прикрыла глаза. – Он мог посмотреть на нее и увидеть себя. Мог? Мог… А потом затащить ее в постель ради забавы самовлюбленного стареющего фавна. Но это невозможно утверждать с уверенностью. Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Ричард за эти годы стал для меня абсолютно чужим – так же как и женщина, о которой вы говорите. Я их не знаю.
– Зато Кеннет Стайлс знает.
Ева наблюдала, как ужас отразился на лице
– Нет. Даже если бы он узнал или заподозрил что-то, он бы не стал прибегать к убийству. Я уже сказала вам, что любое насилие ему чуждо. То, что произошло двадцать четыре года назад, было импульсивной вспышкой гнева. Нет-нет, Кеннет не смог бы применить силу!
– Но он мог прибегнуть к чьей-то помощи, – негромко сказала Ева. – А где вы были вечером двадцать пятого марта?
– А, понимаю, понимаю… – Анна сложила руки на коленях. – Я была дома. И совершенно одна.
– Вы ни с кем не виделись, ни с кем не говорили в тот вечер?
– Насколько помню – нет. У меня нет доказательств – по крайней мере, ничего не приходит в голову, чтобы подтвердить, что я была там, где говорю.
– А ваша семья, миссис Карвелл?
– У меня никого нет. Я только могу поклясться, что не приезжала в Нью-Йорк и не организовывала убийство Драко. – Она встала. – Лейтенант, думаю, что с этого момента нашей беседы мне необходимо проконсультироваться с адвокатом. Я ничего больше не смогу сообщить по интересующим вас вопросам, пока не сделаю этого.
– Это ваше право. Спасибо за сотрудничество. Выключай запись, Пибоди.
– Не будете ли вы так добры сообщить мне, в какую больницу поместили Кеннета? Мне бы хотелось навестить его и узнать, в каком он состоянии.
– Он в больнице имени Рузвельта. – Ева тоже поднялась. – Ваш адвокат сможет найти меня в Управлении полиции.
– Очень хорошо. – Анна подошла к двери и открыла ее. – Всего доброго, лейтенант, – сказала она спокойным голосом и закрыла дверь, щелкнув замком.
Затем, закрыв лицо руками, она упала на диван и разрыдалась.
– Твои впечатления, Пибоди?
– Очень спокойная, сдержанная, уверенная в себе. Она или в самом деле убеждена, что Стайлс невиновен, или намерена защищать его до конца. Ее озабоченность его состоянием и положением мне показалась вполне искренней. А вот судьбой Карли она, кажется, не слишком озабочена.
Ева, подойдя к машине, раздраженно посмотрела на помощницу.
– А почему она должна быть озабочена ее судьбой?
– Ну, мне кажется, между ними должна быть какая-то эмоциональная связь…
– Почему? Она забеременела, выносила, родила. Эти девять месяцев она выбросила из своей жизни. Откуда же взяться эмоциональной связи?
– Но ведь ребенок зрел внутри ее. Она чувствовала, как он ворочается в утробе, бьет ножками и… я не знаю, что еще делает. Даллас, я высказываю вам свое мнение. И все.
Пибоди тоже была раздражена и чувствовала себя не
– Анна рассказала нам обо всем очень пунктирно, – рискнула Пибоди прервать размышления начальницы. – Она пристроила ребенка и ушла. Я не могу себе представить, что это можно сделать так просто и спокойно. Она чего-то недоговаривает. Вы, кажется, рассматриваете ее как возможную соучастницу в убийстве?
– Я этого не исключаю. – Больше Ева не хотела говорить на эту тему, опасаясь, что ее собственные чувства выплеснутся наружу. – Возвращайся в гостиницу и посмотри, какого числа Карвелл прибыла туда и зарегистрировалась, делала ли она заказ заранее и на какое число запланировала отъезд.
– Хорошо. – Вздохнув с облегчением, Пибоди выскочила на свежий воздух.
… «Какая же женщина согласится лечь в постель с собственным отцом?»
В голове у Евы стучали молоточки с того самого момента, как она услышала этот вопрос. А если выбора нет? Что тогда? Есть еще один вопрос: «Какой отец может лечь в постель с собственной дочерью?» Но на этот вопрос у нее был ответ. Она знала этот тип мужчин. У нее в ушах до сих пор звучал его горячий сладкий шепот, его мерзкое дыхание разрывает ей легкие… Ева резко выдохнула, чтобы освободиться от него. «А как же мать?» – спросила она себя и вытерла мокрые от пота ладони о брюки. Что делала ее мать? Наверняка она тогда не считала, что лучшая часть ее жизни шевелится у нее в животе! Ева посмотрела на окна Анны Карвелл, за которыми та сидела со своим кувшинчиком шоколада и призраками. Очевидно, Пибоди права. Трудно поверить, что все было так просто. Там определенно было много больше всего. Особенно чувств и переживаний. Там должно было быть много больше человеческой трагедии.
Большинство нормальных разумных живых существ инстинктивно защищают свое дитя, беззащитного ребенка. А необходимость защищать другого взрослого человека вытекает из долга. Или любви…
Ева забралась в машину, и почти сразу вернулась Пибоди.
– Она платит чеками. Позвонила вчера после шести и зарезервировала номер. Приехала в отель вскоре после восьми. Планировала отъезд на завтра, но обратилась за продлением пребывания в гостинице.
– Мать, отец, преданный друг… – бормотала Ева. – Давай вернемся к ребенку.
– К Карли? Нам придется ехать через весь город. Может быть, мы остановимся где-нибудь выпить чашечку шоколада?
– То, что они продают в городских барах под видом шоколада, – просто помои.
– Да, но это шоколадные помои! – Пибоди старалась смотреть на начальницу просящим жалобным взглядом. – Мы не позволим им дать нам какую-нибудь гадость.
– А может быть, ты еще хочешь печенье или маленьких пирожных?
– Было бы неплохо. Спасибо, что напомнили.
– Это был сарказм, Пибоди.