Свидетельство
Шрифт:
Подал заявление и некий Сентгали, бородатый учитель из мужской гимназии. Борода отросла у него за время осады, но после Освобождения он не только не сбрил ее, но и особенно стал ее холить, обнаружив однажды, что эта борода делает его похожим на Маркса. Сам по себе Сентгали был неплохим человеком, но Сечи, едва заслышав голос новоявленного Маркса, спешил спастись через бывшую ванную, предоставляя разговаривать с ним Саларди или Поллаку. Дело в том, что бородач написал текст к оратории какого-то своего родственника и теперь донимал всех бесконечными рассуждениями о том, как хорошо было бы исполнить эту «Победную ораторию» где-нибудь
Подал заявление в партию и доктор Тегзе — худой, охромевший за время осады молодой человек. Он был теперь старшим квартала. А однажды в комитет прибежала взволнованная Гизи Шоош и заявила: ей нужен Саларди, только Саларди! Она искала Ласло целый день напролет — желая из рук в руки и только ему передать то, что могла бы передать любому другому члену комитета, — заявление о приеме в партию.
Накануне ударного воскресника в каждом доме она провела собрание жильцов, где буквально слово в слово повторила речь Ласло, переняв все: его интонацию, жесты. А после собрания отводила кого-нибудь из жильцов в угол и с усталым, озабоченным видом беседовала с ним.
А у Ласло Саларди и в самом деле было дурное настроение в то утро, когда он проводил совещание старших кварталов. В последние дни, несмотря на достигнутое, стали возникать препятствия и довольно подозрительные трудности.
Сейчас уже редко случалось, чтобы магазины не могли выдать положенного пайка хлеба в пятьдесят граммов на человека. Открылась вторая народная столовая. Но хлеб этот — желтая, липкая, непропеченная масса из кукурузной муки — был почти негоден к употреблению. В народных столовых людей кормили жидкой, водянистой бурдой. А в частных магазинах и в ресторанах продавался свежий, с пылу, на масле жаренный лангош из пшеничной и ржаной муки. Пышки — с картошкой, на капустном листе, — по десяти пенгё за штуку. Аромат пышек щекотал ноздри и у прилавка Манци, в буфете Штерна… Но еще больше обеспокоило Ласло заявление Сакаи, что обещанных на воскресник и на демонстрацию пятисот человек из Крепости не будет. Старый наборщик был чем-то смущен, чувствовалось, что говорит он это против своей воли. «Не сможем, вот так-то… Изменения там, понимаешь… Внутрипартийные дела вяжут по рукам и ногам…»
Тот вечер, когда Пал Хайду с письмом ЦК социал-демократической партии появился в помещении своей районной организации, надолго остался в памяти будайских социал-демократов. Заседание шло в старинной, со стрельчатыми сводами палате, сохранившей все аксессуары аристократического дворца — испачканную за время осады бидермайеровскую мебель, гобеленовые и силуэтные картины в рамках, хотя и без стекол, — но в то же время уже пронизанной веяниями нового времени в виде уродливо-практичных письменных столов, пишущих машинок, плакатов, призывавших к успешному проведению огородной кампании и других полезных начинаний, картонных фигурок молотобойца и багряно-красных знамен. В помещении сидело человек десять членов районного комитета. На столе горела керосиновая лампа. (Керосин уже появился. В Чепельский речной порт его завозили столько, что окрестные хозяйки топили им свои кухонные плиты: окунали в керосин несколько кирпичей, складывали их штабелем в топке и поджигали. Когда керосин выгорал, операцию повторяли. Но здесь, на другом конце того же города, керосин все еще был редкостью. На керосин можно было выменять
Совещанием руководил Сакаи, председатель партийной организации социал-демократов. Сюда собрались еще несколько заслуженных, старых печатников, в том числе председатель завкома Дороги; маленький стекольщик из Табана — рыжеволосый, с подстриженными усиками; один бывший электромонтер, теперь сотрудник политической полиции; столяр с Господской улицы и, наконец, адвокат доктор Гондош. Они не спеша обсуждали, что им еще предстояло сделать в связи с приближающимся праздником.
Увидев Хайду, все участники заседания очень обрадовались.
Хайду пришел веселый, с несколько загадочной улыбкой. Он крепко пожал каждому руку, заглянул каждому в глаза своим хитрым и умным взглядом. Его хлопали по плечу, и он тоже в ответ хлопал по плечам. Письмо ЦК он сразу же пустил по кругу, но, по мере того как оно передавалось из рук в руки, радость собравшихся гасла. И только с лица Хайду не сходила веселая, загадочная улыбка. Он-то знал содержание этого письма: ЦК социал-демократической партии объявлял районный комитет распущенным и назначал Пала Хайду новым руководителем организации…
Все с недоумением смотрели на Хайду, а он, нимало не смущаясь, смотрел старым соратникам в глаза и улыбался.
— Не обращайте внимания, — сказал он наконец. — Все останутся на своих местах. Кто у вас сейчас в комитете?
Люди переглянулись, после долгой паузы за всех ответил Сакаи:
— Мы. Вот все, кто здесь…
— Ну и хорошо! Так и оставайтесь. Только и я теперь еще прибавлюсь. Как представитель ЦК. Я думаю, и так бы я имел право здесь сидеть. Верно?
Все заторопились заверить его: ну конечно, разумеется!..
— Кто из вас работает сейчас в Национальном комитете?
Отозвались Сакаи, Гондош, рыжий стекольщик.
— Будете и дальше там нас представлять. Но и я к вам присоединюсь. Ведь одно наше место как будто еще не заполнено? Верно?
— Верно.
Напряженность заметно ослабла. Только Сакаи продолжал отмалчиваться. Посылка организатора ЦК практиковалась обычно в случаях, когда районный комитет допустил какую-нибудь грубую ошибку или оказался неспособным к руководству.
— Кто вел переговоры с коммунистами?
— Мы же.
— Ну, а теперь и я буду в них участвовать. Вот и все! — Хайду, улыбаясь, обвел взглядом всех присутствовавших. — А теперь — за дело. Перейдем к текущим делам! Продолжайте, будто меня и нет здесь вовсе.
— Но все же, — заговорил Сакаи, и голос его стал хриплым от волнения. — Или, может, мы что-нибудь не так сделали? Ничего про это тебе не сказали в ЦК?
Хайду небрежно махнул рукой.
— По правде сказать, в ЦК мало что знают о будайских районах.
Запинаясь, Сакаи приступил к повестке дня. Не скоро вернулась к нему его обычная твердость. Он начал перечислять, кто из членов комитета и где должен провести собрания, как нужно собрать на воскресенье обещанных пятьсот человек.
— А зачем вам эти пятьсот человек? — перебил его Хайду. — Что такое у вас намечается на воскресенье?
— Воскресник.
Хайду кивнул понимающе.
— Почин коммунистов?