Свинцовая совесть
Шрифт:
Глеб вернулся к Веронике, накрыл ее одеялом.
– Ты не знаешь, может быть, Свирид ранен?
– Да, ранен… – не открывая глаз, кивнула она. – Мы в машине ехали, Киргиз со своими разговаривал. Я так поняла, что Свирида ранили, когда он от милиции убегал. Стреляли в него. Костя тоже говорил, что стреляли, но он не знал, что его ранили… Легкое ему прострелили. Киргиз говорил, что они врача выкрали, к нему отвезли…
– Ну, конечно, врача выкрали… – Глеб подушечкой ладони растер себе лоб до светлых кругов в глазах.
Свирида ранили,
Нет, не для грязных извращений привезли сюда Ольгу. Она оказала Свиридову врачебную помощь, теперь ухаживает за ним.
– А может, Свирид подыхает? – как о какой-то собаке, спросил Глеб. – И его в больницу повезли?
– Я не знаю, – Вероника с грустью посмотрела на Глеба, сожалея о том, что не может ему помочь.
Возможно, бандиты перебрались в другой схрон. И Ольгу они увезли с собой. Но пока Свирид жив, ей ничего не угрожает. Без врача ему придется туго, и все это понимают. Пока она нужна, убивать ее не станут, насиловать тоже. Но все равно ее нужно найти. Вдруг Свиридов уже идет на поправку? Что, если надобность в Ольге уже отпадает?
– Я понимаю, тебе надо домой, но мы не можем сейчас уехать, – сказал Дробов.
– Почему?
– Врач – это моя Ольга. Ее похитили, она в опасности, я должен ее спасти.
– Но как вы ее спасете? Вы же не знаете, где она?
– Не знаю. Но могу узнать.
– Как?
– Может, кто-то из бандитов приедет сюда.
– Зачем?
– За кем… За тобой…
– За мной?.. Чтобы убить?! – Вероника встрепенулась, вскочила, села на диван.
– Ты не бойся, в обиду я тебя не дам… У меня оружие, стрелять я умею…
Глеб озадаченно поскреб щетинистую щеку. Что, если бандиты нагрянут толпой? Что, если атакуют со всех сторон?.. За себя он не переживал, но ведь Веронику могут убить. И если это случится, то виноват будет он.
На столе вдруг зазвонил спутниковый телефон. Это мог быть Артемчик, если так, то надо провести эфирную игру, запудрить бандиту мозги. Вариантов было несколько. Например, можно ответить на звонок, но ничего не говорить. Вероника будет кричать и стонать, как будто ее насилуют, Артемчику станет интересно, почему она до сих пор жива, почему никто не отвечает на его звонок. Тогда он отправит к ней своих людей… Был вариант и попроще. Вероника возьмет трубку и будет умолять кого-нибудь из рубоповцев, чтобы те приехали за ней, забрали ее. Скажет, что бандиты постреляли друг друга и она осталась одна. Вероника могла обратиться за помощью к тому же оперу Косте, о котором говорила недавно с особой, как показалось Глебу, теплотой. Артемчик решит, что девушка бредит, возможно, сам отправится за ней…
Но Дробов решил вообще не отвечать на звонок. Нельзя оставаться здесь и ждать
– Будешь отвечать? – на «ты», вне себя от страха спросила Вероника.
– Нет, не буду. Собирайся, мы едем домой…
– Спасибо! – благодарно глянула на него девушка.
– Кто такой Костя? – спросил Глеб. – Ты про него говорила, когда про Свиридова рассказывала. Я так понял, он опер?
– Да, опер. Он меня охранял. Их начальник вызвал, сказал, что срочное дело, они уехали, а тут эти…
– Он тебя сейчас ищет.
– Ищет, – ничуть не сомневаясь в том, согласилась Вероника.
– И он тебя найдет. Только ты ему не говори, где ты была. Скажи, что от бандитов сбежала. Скажи, что они драться между собой начали, а ты сбежала. Шакалы часто между собой дерутся. Потому что шакалы…
– Да, я скажу, что сбежала от них. И не скажу, что ты их убил.
– Ты и Свиридову это обещала, – шутливо улыбнулся Глеб.
– Сейчас другой случай, – тоскливо проговорила девушка. – Он Олега моего убил… А ты меня спас… И ты все видел, – всхлипнула вдруг она.
– Что я видел?
– Как они… Со мной… Они меня били… Они меня заставили…
– Не знаю ничего. И ничего не видел.
Насильникам воздалось по заслугам, поэтому сейчас Вероника думала не о мести, а о том, что история может получить огласку. Изнасилование – это позор, и она не желала для себя дурной славы. Глеб мог бы выторговать ее молчание на свое, но такой обмен казался ему равносильным шантажу. Поэтому он ничего больше не сказал.
Он забрал личные вещи убитых, оружие, слил из джипов солярку, облил дом, поджег его. И машины на всякий случай протер тряпкой в тех местах, где касался их рукой.
Сумерки уже сгустились, когда они с Вероникой вышли за ворота. Чем ближе они подходили к спрятанной в лесу машине, тем светлее становилось – это полыхал дом.
Веронику трясло, когда они сели в машину. Глеб завел мотор. Сейчас двигатель прогреется и можно запускать печку. Он полез на заднее сиденье, сунул руку в сумку со своими пожитками, достал оттуда плоскую бутылку коньяка на двести граммов.
– Я не настаиваю, но думаю, тебе это сейчас не помешает.
– Я так не думаю, – с сомнением глянула на бутылку Вероника. – Но если ты настаиваешь…
Она забрала у него коньяк, сделала из горлышка маленький глоток, скривилась, но тут же приложилась снова. Девушка морщилась, кривилась, но граммов сто все-таки осилила.
– Ну что, едем?
– Едем, – кивнула она, закручивая пробку на бутылке.
Машина тронулась с места, упругие ветки с неприятным шумом скребнули по кузову. Но вот они выехали на дорогу, деревья отступили. Темнота вокруг сгустилась настолько, что пришлось включать фары.