Свинцовые башмачки
Шрифт:
Поздно: над волнами уже мчались красные всадники. Трубите же! Поспешно ударила вторая волна бури, вслед за ней полетели стрелы – кто-то из фоев, мгновенно убитый, тонул, часть повернули назад, большинство продолжали стремиться к берегу.
Диаль выпустила несколько стрел в тех из фоев, кто подлетел близко к ним, убедилась, что об остальных позаботятся буря и лучники на стене, и повернулась к девчонке. Кое-как пристроив ее на спине мерка, она хлопнула его по боку, веля подниматься, и сама со скоростью ящерицы принялась карабкаться к подножию крепости, цепляясь за выступы и торчащие камни.
Наверху мерк сбросил девчонку и, скуля, жался к земле. Фои всегда наводили на мерков страх – впрочем, как и многое другое.
Диаль опустила девчонку на землю и, надавав ей по щекам, заставила встать.
– Ступай в долину, поняла? Пошла, ну!
Для верности Диаль подпихнула ее в спину и та, спотыкаясь, послушно побрела по тропе. Полуфойла знала почти всех и в Несна, и в Весса-Хен, а эту припомнить не могла. Кто она и что забыла в пещере провожорок? Позже Диаль сообразила, что вместо того, чтобы гнать девчонку в долину, ее надо было доставить в крепость и допросить. Объяснением, хотя и не оправданием, служило то, что в рог протрубить опоздали, фои ломились на берег вовсю, и присутствие Диаль требовалось в крепости. В тот момент ей просто недосуг было возиться с девчонкой, и Диаль думала только о том, как бы поскорее избавиться от нее.
Однако сейчас, стоило девушке скрыться в ущелье, как Диаль мгновенно о ней забыла и помчалась в крепость, время от времени останавливаясь, чтобы выпустить в огненных всадников несколько стрел, или укрыться за камнем от очередного порыва снежной бури.
Глава 5. Имя свое
Первое, что почувствовала Линн, просыпаясь, это тепло и покой. Она лежала на мягком матрасе, наброшенном на лавку. От подушки исходил запах трав. Ее одели в чистую льняную сорочку и укрыли простыней, поверх которой набросили шерстяной плед и козью шкуру. Бок, туго перевязанный чистой тканью, болел, но по телу разливалась приятная истома. Очевидно, она долго и крепко спала.
Она скользнула взглядом по комнате, подобной которой не видела никогда в жизни, пытаясь понять, где оказалась. На выскобленных деревянных полах были расстелены пестрые половики. Потолок подпирали резные деревянные столбы, резьба украшала и большой деревянный сундук. У стены стоял ткацкий станок с полотном в работе. На столике возле окна лежали принадлежности для рукоделия.
Линн никак не могла до конца проснуться и пыталась вспомнить, что случилось. Она упала в колодец, а потом… очнулась в пещере. Ее атаковали маленькие серые зверьки. Они щипали ее, царапали, кусали, и невзирая на обжигающую боль в кровоточащей ране, она поползла в том направлении, откуда в пещеру сочился слабый свет. Ей пришлось карабкаться по каменным уступам. Безуспешно пытаясь отбиться от злобных существ, она залезла на один уступ, немного полежала, пытаясь отдышаться, потом забралась на другой и улеглась на нем, наполовину высунувшись из пещеры и вдыхая соленый запах моря. Она помнила густой туман, сыпавшийся на черный песок белый снег, торчащие из воды острые черные скалы. Лежала, почти теряя сознание и пытаясь собрать силы, чтобы пошевелиться.
То, что произошло дальше, казалось сном или бредом. Возле нее появилась высокая девушка. У нее была коса из огня, которая сама собой взвилась вверх, что заставило зверьков броситься врассыпную. Девушка легко подняла Линн и оттащила от пещеры. Она была одета в легкие кожаные доспехи. Затем каким-то образом Линн оказалась у высокой стены, и следующее, что она помнила – девушка грубо толкает ее в спину и кричит: «Пошла!».
Путь помнился Линн урывками. Она то и дело падала. С каждым шагом рана болела все сильнее. Ей сказали идти – она шла, потому что не знала, что еще делать. Должна же была эта дорога куда-нибудь
С обеих сторон от нее высились скалы, почти закрывая небо. На редких деревцах и на тропинке лежал снег. Там, у моря, дул сильный ветер, но в ущелье было тихо. От платья Линн остались одни лохмотья, но холода она не чувствовала. Сколько времени заняла дорога, Линн не знала. Наверняка она была голодна, но от боли понять это было невозможно. Когда ей хотелось пить, она ела снег.
Когда она наконец выбралась из ущелья, почти совсем стемнело. Перед ней расстилалась заснеженная долина, где горели редкие огни. В сгущающихся сумерках можно было различить очертания далеко друг от друга отстоящих домов с покатыми крышами. Вниз вела тропинка, по которой спустилась, сползла и скатилась Линн.
Что было дальше, она не помнила.
Но ведь кто-то подобрал, взял в дом, перевязал ее. Где-то рядом журчала вода, и Линн поняла, что вот-вот описается.
Она попыталась встать, но бок тут же отозвался обжигающей болью. Сцепив зубы, чтобы не застонать, Линн осторожно перевернулась на бок и спустила ноги с кровати.
Полог, закрывавший дверной проем в соседнее помещение, откинулся, и на пороге появилась высокая молодая женщина. У нее была белая кожа с веснушками и рыжеватые волосы. На плече у женщины сидела белка.
– Проснулась? – без улыбки спросила она.
Линн кивнула.
– Мне нужно… – начала она и покраснела.
– Через кухню, – без всякого выражения сказала та и отступила, чтобы дать Линн пройти. Белка исчезла.
У меня видения, подумала Линн. С трудом встала. Тело тут же ответило пульсирующей болью. Стыдясь того, что причиняет хлопоты, Линн, опираясь на стены и скрючившись, поковыляла туда, куда показала хозяйка.
В маленькой кухне с небольшим окошком царили чистота и порядок. Большие и маленькие кастрюли хранились сложенными одна в другую, рядком висели на крючках ложки и поварешки. Дверь из кухни вела в пристройку, где Линн наконец-то смогла облегчиться.
Тем же путем она вернулась назад. За все это время женщина не сделала ни малейшей попытки ей помочь. Когда Линн села, она подала ей кружку пахты. Линн выпила залпом и сразу почувствовала себя лучше.
– Что со мной случилось? – спросила она.
– Ты мне скажи, – ответила та. – Я нашла тебя у своего порога. Ты лежала без сознания. В разорванном платье, в крови.
– Я… я была в пещере.
Она рассказала, как ей помогла девушка с рыжими волосами.
– А, полуфойла, – сказала хозяйка непонятное слово. – Значит, она решила, что ты из долины. Но ты не отсюда. Откуда же тогда?
– Я из Беррина. Вы знаете Беррин?
– Нет.
– А это что за место?
– Хеннилен.
Плечи Линн опустились. Она почувствовала себя страшно одинокой. По полу тянуло холодом, и Линн убрала озябшие ноги под плед. На противоположной стене висел лук, и Линн, просто чтобы нарушить тягостное молчание, спросила:
– Вы охотитесь?
– Разумеется, нет, – в ее голосе было такое отвращение, будто бы речь шла о чем-то вроде поедания человечины.
Разговаривать с женщиной было трудно. Она смотрела на Линн настороженно, почти враждебно, будто искала что-то и не находила, и это ей очень не нравилось. Будто бы Линн если и не была врагом, могла им стать в любую минуту. Линн отчаянно желала узнать, где находится, но что-то удерживало ее от этого вопроса. Она боялась его задать, словно знала: произнеси эту фразу, и хозяйка дома, и без того по неизвестной причине не жаловавшая ее и явно желавшая от нее избавиться, разозлится еще сильнее.