Свинцовый закат
Шрифт:
Тимофеич не был хорошим рассказчиком. Но он умел заострять внимание на ключевых деталях своей истории, отчего она четко вырисовывалась у меня перед глазами даже при минимальном количестве сопутствующих подробностей. Рассчитывая вызвать майора на разговор, я и не надеялся, что он проявит ко мне столь щедрое снисхождение. И тем не менее компаньон удостоил меня такой чести, за что я был ему премного благодарен. Неужто Мракобесу и впрямь удалось заслужить доверие такого мнительного типа, как Кальтер?..
Вот двенадцатилетний пионер Куприянов остается после уроков один в пустом классе, наблюдая через щель в шторах, как перед парадным входом школы начинают собираться зеваки.
Противников было пятеро, все – старше Кости на два года. Драться с ними в одиночку бессмысленно – повалят на землю и намнут бока, не успеет пятиклассник даже замахнуться кулаком. Помощи ждать тоже неоткуда. Кому из местных захочется вступиться за чужака, не отучившегося с ними и недели? Единственная сплоченная компания в школе – это как раз «сортирные короли». Имейся здесь хотя бы две конкурирующие банды, Куприянов нашел бы способ заручиться поддержкой врагов своих врагов. Но, к сожалению, нынешняя диспозиция сил не позволяла реализовать подобный сценарий на практике.
По оживлению зевак Костя смекает, что на крыльце показались экзекуторы. А вон и они сами: гогочут, как кони, да сквозь зубы поплевывают. Корчат под окнами директорского кабинета вид, что ничего предосудительного не происходит. По этой же причине и «жмота» перед парадным входом никто лупить не станет. Наоборот, обнимут за шею, как закадычного приятеля, и с нарочито дружелюбными шутками-прибаутками проводят за гаражи. Но обнимут так крепко, что будущая жертва и пикнуть не посмеет. Поэтому Косте нужно любой ценой суметь уклониться от этих объятий и осуществить свой план сразу по выходу из школы. Никаких заминок и колебаний. Решение принято, и назад дороги нет.
Пора… Дольше выдерживать драматическую паузу не имеет смысла. Теперь все в сборе и ждут только его.
Куприянов снимает пионерский галстук, предательски душивший его весь последний урок, берет портфель и направляется к двери. В фойе на первом этаже отирается парочка четвероклассников – «королевских» шестерок. При виде «жмота» они моментально выскакивают на улицу оповестить приятелей о том, что жертва вот-вот появится на крыльце. Костя предвидит и это. Пускай глашатаи трубят о его выходе. Он не за тем проторчал столько времени в пустом классе, чтобы потом пытаться проскочить через школьный двор незамеченным.
А публика и впрямь заждалась. Предвкушающие веселье «шестерки» даже услужливо распахивают перед «жмотом» тяжелую парадную дверь. Десятка три пар глаз устремляются на мальчика, причем во многих он видит плохо скрываемую жалость. Ему еще неведомо истинное значение слова «лицемерие», но в будущем оно всегда станет ассоциироваться у Куприянова именно с этой робкой, но вместе с тем изнывающей от любопытства малолетней публикой. Впрочем, то, что делает сейчас Костя, является куда большим лицемерием. Только никто, кроме него, пока
Гогочущая пятерка «сортирных королей» устремляется к явившемуся-таки на праведный суд «жмоту», что-то выкрикивая и паясничая перед сразу примолкшей публикой. Куприянов не вслушивается в смысл обращенных к нему слов, поскольку не собирается ни о чем толковать с врагами. Сойдя с крыльца, он останавливается и ждет, когда те приблизятся. Зубы у Кости крепко стиснуты, а на лице застыла равнодушная маска. И публика, и «короли» видят перед собой смирившуюся со своей участью жертву, которая пытается сохранить хотя бы остатки достоинства. Привычная, в общем-то, картина. Многие жертвы ведут себя так, пока не оказываются за гаражами. Ну а там для каждой из них наступает один итог. Все зависит лишь от того, насколько разозлены экзекуторы и какую унизительную расправу они изобретут на сей раз.
Покосившись с опаской на окна директорского кабинета, заждавшиеся Костю хозяева его судьбы понижают тон и переходят на спокойный шаг. Со стороны и правда все выглядит как самая натуральная дружеская встреча. Куприянов уже догадался, кто из «закадычных приятелей» будет непосредственно препровождать его на «лобное место». Из их группы выступают двое наиболее велеречивых паяцев, чьи ухмылки больше похожи на шакальи оскалы, а визгливые голоса режут слух, как звуки бормашины. Все правильно: помнится, утром в туалете эта парочка также держала речь от всей их «сортирной» компании и первая же пустила тогда в ход кулаки. Что ж, значит, так тому и быть. «Жмоту», если честно, совершенно без разницы, кто в этой банде заводила. Сейчас Костя видит перед собой не людей, а лишь безликие силуэты наподобие оживших шахматных фигур. Две из которых, сами того не ведая, только что совершили необдуманный ход и подставили себя под удар.
Костя терпеливо стоит на месте до тех пор, пока неумолкающие трепачи не оказываются прямо перед ним. А потом, не дожидаясь, пока они перейдут от слов к делу, швыряет портфель в грудь того противника, который держится на полшага дальше своего приятеля. Швыряет несильно, ибо портфель – лишь отвлекающее оружие, а главное в этот момент появляется у Куприянова в другой руке. Спрятанный доселе в кулаке, наполовину сточенный деревянный карандаш выскакивает между средним и безымянным пальцем, будто коготь, и в следующее мгновение вонзается ближайшему противнику в левый глаз. После чего тут же извлекается Костей наружу и без промедления бьет в правый глаз «короля», который инстинктивно поймал брошенный в него портфель и еще не отшвырнул его на землю. Все происходит буквально на счет «раз-два-три», и когда мальчик выдергивает карандаш из глазницы второго врага, первый еще даже не начинает вопить. Куприянов же отбирает назад портфель и, держа руку с окровавленным карандашом перед собой, отскакивает к крыльцу.
Трое приятелей, топчущихся за спинами заводил, видят, что «жмот» набросился на них, и спешат было на подмогу. Но успевают сделать лишь пару шагов, после чего замирают на месте с выпученными глазами и отвисшими чуть ли не до колен челюстями. Один из них тут же падает на колени, содрогаясь от спазмов рвоты, другой ошарашенно пятится и, споткнувшись, падает, а третий начинает орать чуть ли не громче пострадавшей парочки, вместе взятой. Которая оглашает школьный двор таким диким ревом, что половина зрителей как по команде в ужасе бросается врассыпную. Оставшаяся публика застывает на подкосившихся ногах, будучи не в состоянии отвести глаз от залитых кровью лиц несостоявшихся экзекуторов, что как подкошенные оседают на асфальт и начинают кататься по нему с душераздирающими воплями.