Свирепый чёрт Лялечка
Шрифт:
— Не могу.
Она заложила руки за спину и, взглянув на меня, поинтересовалась:
— Про ментов поганых кричать? Волков позорных? Ну, что всех ненавижу?
— Не надо.
— Могу еще песенку блатную затянуть…
— А не затягивать можешь?
— Ладно, не буду.
В сопровождении царя, коровьего, новоиспеченного аббата мы пришли в приготовленную для царских узников «темницу». Камера являлась камерой только потому, что имелась запирающаяся дверь. А в остальном, это были нормальные царские покои.
— Я
Я указал на бесчисленную посуду, статуэтки и прочие красивые, но непрочные вещи.
— А что не разобью, то погну и покарябаю! — Добавила Лялечка.
Далдон зажмурился, представив возможные разрушения.
— Ладно, шепчитесь, хоть и не положено.
Сопровождающие удалились, оставив нас с Чёртовушкой наедине.
Я решил на всякий случай проверить, точно ли нас не подслушивают. И не зря. За занавесом у дверей притаился Зупдин. Когда он понял, что его инкогнито раскрыто, то понес какую-то галиматью, про оброненную монетку. Слушать я не стал. Одного пинка было достаточно, чтобы коровий, квадратясь, покинул покои.
Узница
— Надумал, наконец, блудом заняться?
— Нет.
— Тогда будем Чёртолюдиков делать?
— Разве это не одно и то же?
— Конечно же, нет! Блуд, он для удовольствия, а Чёртолюдиков делать — тяжкий труд… Поняла, чего ты боишься! Ладно, так и быть, ты не будешь беременным. Возьму это на себя. Стану такой пузастой кадушкой.
Лялечка скрюченными перед собой руками показала какой у нее будет живот, зачем-то надула щеки и, переваливаясь с ноги на ногу, показала, как будет ходить: «Пум, пум, пум». Потом рассмеялась и бросила на меня лукавый взгляд.
— У меня серьезный разговор. Я заметил, что очень много словечек из моего мира здесь в обиходе. Да и монетки наши в почете. Сдается мне, что Пахан прибыл сюда именно оттуда.
— Все может быть. Очень даже не исключено. Бздысыкпук тоже так сначала подумал. И даже напрямую спросил об этом у Люцифера. Не он ли подкинул нам такой подарочек.
— Ну и что тот на это ответил?
— Сказал, что не имеет никакого отношения. И добавил, что, конечно, брешет. Вот, и думай, что он имел ввиду? То ли просто брешет, то ли брешет, что брешет? Один раз точно сбрехал, а раз сказал правду. А когда? Тяжело с нами, с Чёртями.
Лялечка в доказательство своих последних слов грустно вздохнула и печально посмотрела на меня. На это мне возразить было нечего, и я согласился:
— Я знаю. Но с этим потом разберемся. Сейчас меня интересует другое. Завтра предстоит беседа с кардиналом. Что ты про него знаешь? Ты сегодня так лихо рассказывала про Далдона и его государство.
— Я — молодец.
— Знаю. Может и про кардинала расскажешь?
— Все что знала про Далдонию я тебе уже выложила. Лихо, как ты сам заметил.
— Но
— Значит, не знаю.
— Неужто, вас, Чёртей, не учат знать все о своих главных противниках, священнослужителях?
— Наверное, учат.
— Ну, и?
— Что, ну, и? Тоска смертная. Думаешь интересно запоминать кто сколько народа на костер отправил, да какие у него слабости и пристрастия?
— А сатана говорил, что ты способная ученица.
— Конечно.
— И как же получилось, что он не знает о таком пробеле в твоем образовании?
— А как он узнает? Посмотрит дневник? Это только в мультиках Чёрти за партами сидят. На самом деле обучение происходит по-другому.
— Как?
— Не скажу.
— Почему?
— А вдруг ты шпион подосланный выведывать дьявольские секреты?
— Чей шпион?!
— Человечий, конечно.
— Как же я подосланный, если вы меня сами…
— Знаю, из теплой постельки. Только вы шпионы такие хитрющие, можете так подстроить, никто и не догадается, что не сам принимал решение. Сама в кино видела, как фашисты нашего Штирлица чуть Гитлером не выбрали.
— Ладно, не хочешь рассказывать про обучение, не надо. Но ведь есть наверное какой-нибудь способ проверки результатов?
— Конечно.
— И никто не обнаружил провала в знаниях?
— Ладно. Так и быть, скажу, почему не обнаружили. Представь, задает мне преподаватель вопрос. А я, вместо того, чтобы отвечать, в него плюнула. Знаю я ответ или не знаю — загадка. А вот то что я хороший Чёрт — факт, раз такие гадости вытворяю. Это у вас, у людей все просто. У нас по-другому.
— Это я уже понял. Ну, раз так, спокойной тебе ночи. Завтра как-нибудь разберемся с кардиналом.
— Подожди. Давай я про себя стишок расскажу.
— Давай.
— Я ведь в тюрьме? Тогда слушай.
Лялечка встала в подобающую позу и начала декламировать:
— Сижу за решеткой в темнице сырой…
Я немало удивился. Оказалось, что Чёртовушка знакома с нашей классикой. Однако классик закончился после первой строчки, рифма — после второй.
— …Вскормленный колбаской и ветчиной. Еще ананасами, рыбкой вяленной, сыром, шоколадками, пирожными, мороженым, грушами и апельсинами, грибами и конфетами. Еще люблю торты. А так же жареных карасей и копченого гуся…
Во время чтения «стихотворения» Лялечка подошла к царским «нарам» (как минимум пяти-спальной кровати), откинула шелковое покрывало, легла. Ее голос становился все тише. Глаза сомкнулись.
— …картошку тоже ем, пью молоко и сок, когда винца нету… а лягушек не пробовала…, говорят, на курицу похоже… так я лучше курицу и съем… селедку под шубой и…, а когда ничего нету, могу и кочерыжечку погрызть…
Лялечка уснула. Я тихонько вышел. В коридоре дожидался Зупдин. Он тут же запер дверь.