Шрифт:
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дожди здесь шли, как по расписанию – можно было часы проверять.
Дожди начинались ровно в пять вечера и шли час. Потом опять выглядывало солнце, и через двадцать минут – словно бы не было никакого сумасшедшего ливня. Солнце здесь рано вставало и рано садилось на покой, а день длился 12 часов. Не успевал Комбат приготовить им
В тот вечер Винскому долго не спалось. Он ворочался в гамаке, пытаясь найти удобное положение. Удобного положения всё не было, а было жарко и душно, по заросшему лицу растеклось треклятое антимоскитное средство, свербило потное, вонючее, давно не мытое тело, а в голове крутились, не прерываясь ни на минуту, обрывки давних грёз, старательно забытое мерцание парчи, чёрная пена кружев и заломленные женские руки.
– Хочу цыган, – громко сказал Винский в темноту.
– Да где же мы тебе здесь цыган-то возьмём? – откликнулся из темноты Док сонным уже голосом.
– Не знаю, – ответил Винский и добавил. – Душа просит…
Цыганки пели. Они плавно ходили по кругу, вздымали над головами узорчатые шали, пёстрые юбки их развевались, смутно обрисовывая стройные бёдра и ноги, лица были горды и самозабвенны, пышные груди колыхались в такт песне. Гитары рокотали грустно, чувственно и нежно, им пронзительно вторили скрипки. Винский ощущал мелодию всей кожей: в этом пении ему чудились дальние дороги, вольная воля и запах ковыльных степей.
Винский не спускал глаз с цыганок, стараясь их сосчитать, а поскольку те двигались по кругу, он начал отсчёт с высокой певицы, грудь которой покрывали нанизанные в несколько рядов золотые мониста – смуглое, царственное лицо цыганки было озарено волнующей и погибельной красотой и, словно бы, заключало в себе много-много женских лиц, знакомых и важных ему когда-то. Скоро, что странно, высоких царственных цыганок в кругу оказалось две, и Винский сбился со счета.
– Двойняшки? – удивлённо спросил Винский, оборачиваясь к цыгану Сальвадору, сидящему рядом с ним у костра на охапке веток.
Сальвадор, – смуглый до черноты старый
– В колумбийской кухне смешаны традиции народов древней Америки, европейских переселенцев и выходцев с азиатского континента…
– Да-да, – невпопад пробормотал Винский и опять посмотрел на цыганок.
– Нет, вы послушайте, – настойчиво продолжил цыган Сальвадор, хватая его за руку. – Это очень хорошая кантина, сеньор Винский, и совсем не дорогая. Там вам подадут зажаренного на углях поросёнка-лечону, фаршированного рисом, горохом, зерном и специями… Морсилью – ливерную колбасу, начинённую рисом и горохом… Чунчульо – колбаски из птичьего мяса… И конечно, мазаморро – суп из мяса и овощей с добавлением бобов и муки…
Винский посмотрел на него и кивнул. Глаза старого цыгана блеснули. Он встал и вошёл в круг цыганок. Тут же один из цыган протянул ему свою гитару. Сальвадор зажал гитару в крепких руках и затянул какую-то ритмичную песню. Певицы задвигались быстрее, мелко потрясывая упругими плечами.
К Винскому на освободившееся место подсел Комбат. Охапка веток под его мощным телом жалобно захрустела и просела почти до земли. Комбат оценивающе покосился на прогорающий костёр и сказал:
– Но наш уважаемый сеньор Сальвадор не договаривает… Вместо кашасы они в той кантине подают анисовую водку…
– Анисовую водку? – воскликнул Док, сидевший по другую руку от Винского. – Но я не люблю её!..
– Ну, – протянул Комбат, пожал широкими плечами и виновато улыбнулся. – Индейцы её пьют…
– Я тоже не люблю анисовую! – сказал Винский. – Сеньор Сальвадор обещал нам лучшую в мире колумбийскую выпивку…
Тут Док воскликнул:
– От этой пляски у меня в глазах двоится!..
– У меня тоже… Прямо морок какой-то, – ответил Винский и спросил у него. – Ты сколько высоких цыганок видишь?..
Док присмотрелся.
– Кажется, две, – сказал он, наконец, но тут же исправился. – Нет, три… Две – рядом с медведем и одна – рядом с сеньором цыганом… Или две – рядом с сеньором цыганом?..
Винский присмотрелся к поющим цыганкам, которые ходили по кругу и взмахивали руками: высоких царственных цыганок, действительно, было три.
Конец ознакомительного фрагмента.