Свобода от, свобода для

Нечаев Павел

– По существу есть чего ответить, - сказал я и сплюнул. До сверкающих начищенных ботинок представительного плевок не долетел совсем чуть-чуть.
– По существу, у вас два варианта. Либо вы устраиваетесь на работу, либо идете на все четыре стороны. Вам же уже все сказали, что тут непонятного. Никого за красивые глазки мы кормить не будем. У нас дармоедов нет.

– Вы понимаете, что это произвол? Вы выгнали нас из наших домов, у нас ничего нет, вы обрекаете нас на голодную смерть! Кто вам дал такое

право право?
– не унимался представительный.

– Ты кто?
– спросил я.

– Меня зовут Авраам Бухбут, - ответил тот.

– Не то, мне плевать, как тебя зовут. Профессия у тебя есть?

– Я инженер-строитель.

– А, это ты построил те доты?
– спросил я. Представительный подтвердил, тогда я, прищурившись, бросил: - хорошие доты, от пары снарядов разлетелись.

Один из кацетников, немолодой уже мужик, хмыкнул. Представительный заметно стушевался, но все же нашел в себе силы продолжить:

– Мы считаем, что у нас есть право на часть припасов из туннеля. Выдайте нам немного, и мы уйдем.

– Понятно, вот теперь - понятно, - я откинулся в кресле, - а можно узнать, почему у вас есть право? Право не бывает просто так, его заслужить надо. Чем вы заслужили?

– Мы жили в туннеле, это был наш дом, мы вместе работали, вывозили эти припасы!
– ответил он, остальные согласно закивали. Не все, тот самый, хмыкнувший мужик от кивка удержался, и двое кацетников рядом с ним тоже.

– Это надо понимать как признание?
– привстал Летун, он четко уловил, куда я клоню.

– Признание в чем?
– не понял представительный.

– Признание в соучастии в преступлениях Фраймана и Гельмана, - грохнул я кулаком по столу.

– Ннет, но...

– Два варианта, - я еще раз обрушил кулак на столешницу, стол жалобно застонал, - ты или жертва, или соучастник. Если соучастник, пойдешь под замок, у нас уже сидит два десятка таких. Мы их скоро повесим просушиться. Если жертва, претензий к тебе у нас нет.

Представительный побледнел, трое его приятелей сразу от него отодвинулись. Я внутренне усмехнулся, и эти туда же, права на наследство Фраймана предъявлять. Наших еще можно понять, а вот на что надеялись эти, выставляя какие-то условия, можно только гадать.

– Значит, так, - Летун встал.
– Никаких прав на имущество в туннеле у вас нет. Это военные трофеи, захваченные нами в бою. Выдача еды будет прекращена через две недели, как объявлено.

– Но, как же мы будем жить?
– выдавил из себя старичок.

– Вокруг тысячи брошенных домов. Заселяйтесь, живите, никто вам не мешает. Устраивайтесь на работу, мы всех обеспечим работой. Мы не звери. Через год, если будете вести себя примерно, получите гражданство Республики, - ответил ему Летун.

Немолодой кацетник кивнул, во взгляде

его уже не было страха. Чувствовалось, что ему хочется уйти, что ему стыдно, что он пришел к нам с такими требованиями.

– Подумайте о детях, ведь много семей с детьми!
– сделал последнюю попытку старичок.

– Пусть о детях думают их родители. Мы-то тут причем?

– Вы власть, и обязаны обеспечивать!
– взвизгнул старичок. Я уже хотел послать его открытым текстом, но тут заговорил тот немолодой кацетник:

– Все ясно, мужики, пошли, нечего нам тут делать. Он прав, - сказав это, он развернулся, и вышел, за ним еще четверо кацетников, секунду поколебавшись, к ним присоединился последний оставшийся кацетник, и один из "чистых". Оставшиеся втроем делегаты еще постояли, потом, ни на кого не глядя, смотались.

Я вышел из комнаты, прошел вверх по эскалатору. Там, у ворот, курили трое кацетников в одинаковых куртках, среди них тот, немолодой. Я подошел, протянул руку:

– Коцюба, - хотя они, конечно, знали, кто я такой.

– Дорон, Дорон Амсалем, - секунду замешкавшись, представился немолодой и пожал мне руку. Представились и остальные.

– Чем занимался до Песца, Дорон?
– спросил я.

– Сварщиком работал, - ответил тот.

– Сварщики нам нужны. Нам вообще нужны люди рабочих профессий, нужны толковые люди,- сказал я и повторил приглашение Летуна приходить завтра. У остальных тоже оказались рабочие специальности.

– Я смотрю, Коцюба, что вы не бандиты, - удивленно сказал Дорон, - а эти наговорили...
– он махнул рукой в сторону удаляющихся спин незадачливых делегатов.

– Подумай сам, были б мы бандиты, разве стали бы мы кого-то кормить?
– ответил я, - да и эти, думаешь, пошли бы к бандитам с такими требованиями? А?

– Да, - задумчиво протянул Дорон, похоже, мои слова его удивили, - об этом мы не подумали...

– Вот!
– я поднял палец, - это полезно, думать. Иди к своим, и скажи, что у нас все по справедливости, никаких паразитов, никаких чмуликов.

– Чмуликов?
– не понял Дорон.

– Это ты у Вайнштена при случае спроси, он расскажет!
– я хлопнул Дорона по плечу, попрощался и ушел назад. Работы было выше крыши.

Идея, которую Вайншейн отрыл в своей библиотеке, меня поразила. Он не просто нашел идею, он придумал, как привязать ее к реальности, к тем ресурсам, что у нас есть. Все гениальное просто. Когда он впервые изложил мне ее, я поначалу подумал, что он бредит. Идея, что деньги могут иметь отрицательную стоимость, не укладывалась в голове, она настолько отличалась от всего, к чему я привык, что казалась дикой. Но когда Вайнштейн объяснил мне суть, механику денежного обращения, я понял, что это то, что надо.