Свобода уйти, свобода остаться

Иванова Вероника Евгеньевна

— Не надейся, — покачал головой я, и мы рассмеялись.

Шутка, понятная немногим, в число которых кроме меня, Олли, Вига, Калласа и ещё нескольких важных персон никто не входит.

При моём образе жизни и моих возможностях я мог бы иметь бесконечное число девиц для развлечения, раз уж супруга отказывает в близости. Мог бы. Однако...

Только представьте себе, как неприятно на самом пике удовольствия проваливаться в омут чужих «памятных зарисовок»... Помню, когда это произошло со мной в первый раз, я очень долго не мог вернуться обратно и сообразить, какие из ощущений принадлежат мне, а какие следует

побыстрее выбросить из головы раз и навсегда. Не говоря уже о ненужной степени подробности и красочности этих самых ощущений! Достаточно сказать одно: кому было бы приятно прикасаться к женщине, ощущая каждым волоском на теле, как она стонала под другим, нет, даже — под другими? И как она лгала каждому из них, что его ласки — самые жаркие и восхитительные. И как потом, сползая с влажных от пота простыней, устало наливала из кувшина воду, чтобы смыть память о липких объятиях ненавистного любовника... То непродолжительное время, пока я пытался найти способ справиться с означенной проблемой, меня мучил непреходящий страх: встретиться с одной и той же женщиной ещё раз и увидеть себя её глазами. Он и сейчас меня мучает. Поэтому любовница у меня одна. Из тех, кому просто не принято отказывать. Но поскольку наши отношения существуют только для меня и неё, окружающие в большинстве своём считают, что я женщинами не интересуюсь. Что непременно вызывает шутки определённого рода у особ, не отягощённых умом. Можно подумать, близость с мужчиной в этом смысле будет для меня чем-то существенно отличаться от близости с женщиной! Каазры безрогие. Тьфу, не хочу об этом даже задумываться.

К тому же, я вовремя не оценил всей прелести сложившейся ситуации и не подыграл особо упорствующим в заблуждениях, а результат моей оплошности стал воистину плачевным: придворные дамы решили, что мою заблудшую душу ещё можно спасти, и наперебой ринулись... Спасать. Поначалу это доставляло мне извращённое удовольствие, но спустя несколько лет ничего, кроме усталого снисхождения не вызывало. Однако дамы не теряли надежды вернуть меня «на путь праведности»...

— И всё же, касательно отчёта, — напомнил я, отсмеявшись.

— А что с ним? — расширил глаза Олден.

— Его нет.

— Да что ты говоришь!

— У меня есть вопрос. Серьёзный. Ты в состоянии меня выслушать?

Короткий покорный выдох:

— Говори.

— Ты можешь установить факт творения заклинаний?

— В общем случае, да.

— А в частном?

— Ну... — Олли задумался. — Это не моя стезя. Я никогда не собирался быть «ищейкой», да и не имею к этому таланта.

— То есть, ты не сможешь мне сказать, совершалась ли волшба в стенах этого дома?

— Почему же, смогу. Наверное.

— Мне нужен точный ответ.

Карие глаза мага застыли, словно лужицы, схваченные морозцем, как и всякий раз, когда он встревожен.

— Что случилось?

— Пожар.

— Это я знаю. Что ещё?

— Этого достаточно, не находишь?

Олден выпрямился, отрывая спину от кресла.

— Рэйден, скажи прямо: что тебе нужно?

— Ты проводил «вытяжку», помнишь?

— Ну да.

— Ты сейчас чувствуешь её остаточные следы?

Четверть минуты оцепенения заканчиваются утвердительным кивком.

— Хорошо чувствуешь?

— Вполне. Ты же знаешь, неистраченная влага ещё какое-то время висит

в воздухе и...

— Знаю. Тогда напомни мне другое: если до тебя «вытяжку» производил кто-то ещё, влага, неизрасходованная им, приняла бы участие в твоих опытах?

Олден дёрнул подбородком, прикидывая варианты.

— Нет.

— Уверен?

— Могу поклясться.

— Значит, она сохранилась бы в связанном состоянии?

— Разумеется.

— А теперь скажи, друг мой Олли: ведь у всех магов разный почерк, верно?

— К чему ты клонишь?

— Слёзно тебя прошу: напряги свои извилины или что ещё у тебя имеется, и скажи мне, чувствуешь ли ты в воздушных потоках связанную не тобой влагу?

На сей раз рыжику понадобилось чуть больше времени, потому что нужно было отсеять ошмётки собственных заклинаний от чужих, но когда процесс завершился, Олден испуганно побледнел.

— Как понимаю, результат подтвердил мои опасения?

— Откуда ты узнал? Неужели...

— Нет, вынюхать я это не мог. Но иногда хватает и простого сложения фактов, чтобы узнать истину. Был совершён поджог.

— Но зачем?

— Мне тоже было бы интересно знать причину. Тем более что место было выбрано странное: ничего ценного в Старом флигеле не имелось. Кроме...

Маг заметил моё сомнение и уточнил:

— Кроме?

— Следы огня указывают, что поджог был осуществлён исключительно для уничтожения картины.

— Картины?

— Да. Портрет в алькове. Ты его помнишь?

По растерянному взгляду можно было понять: и Олли мало внимания уделял живописным полотнам.

— Жаль... В любом случае, восстановить его не представляется возможным.

— А в архиве нет его описания? — осторожно осведомился маг, чем вызвал моё искреннее восхищение:

— Умница! Сейчас посмотрим.

Вывороченное на стол содержимое одной из полок шкафа не сразу явило нашим взорам нужную тетрадь, но и не особо упорствовало: не прошло и пяти минут, как мы склонились над нужной страницей и хором прочитали:

— «Женский портрет кисти неизвестного живописца. Размеры: три на два фута. Рама изготовлена из...»

Мы с Олденом переглянулись и снова уныло осыпались в кресла.

Женский портрет. Потрясающие воображение сведения! Ни тебе имени, ни другого намёка на личность, удостоившуюся чести быть запечатлённой на полотне. И с какого конца теперь браться за расследование? Я уже хотел было озвучить, с какого, но в этот момент в дверь кабинета бочком просочился Сеппин, волочащий под мышкой нечто, с виду похожее на ящик.

Таковым оно и оказалось. Точнее, шкатулкой. Старинной, судя по потрескавшемуся во всех местах и облезшему лаку. Простенькой: ни украшательной резьбы, ни инкрустации.

— Где ты это взял?

— Да вот тут же, dan Смотритель, панели за портретом снимал, смотрю: дверца. Тоже обгоревшая. Я за неё потянул, она и открылась.

— Тайник, — кивнул Олден.

— Вроде того, — согласился деревянщик. — А там шкатулка стояла. Целёхонькая. До неё огонь добраться не успел.

— Спасибо, Сеппин. Сможешь открыть?

— Да в два счёта, dan Смотритель!

Ловкие пальцы мастера мигом подобрали ножичек, которым замок был вскрыт. Правда, перед этим Олли заверил меня, что никакой магии ни снаружи, ни внутри нет, и наши действия не повредят содержимому.