Свобода уйти, свобода остаться
Шрифт:
А ничем не порадует: служка оказался изворотливым малым и не был замечен в общении с высокопоставленными персонами или их доверенными лицами. Грустно. Сам Сойнер, похоже, вообще вне подозрений: вот уже неделю кряду прохлаждается за городом, в собственном поместье. Если и наносил визиты, то к приятелям по торговле. Кстати, а чем он торгует-то? Камушками. Драгоценными. Помимо всего прочего. И на этой ниве у него много знатных покупателей, а некоторые — очень даже постоянные. Посмотрим... Так-так-так. Есть, где разгуляться: по меньшей мере, трое из клиентов как раз принадлежат к искомым кругам. Возможно ли, что купец оставался в стороне,
Ворох бумаги, и ничего стоящего. Как всегда. Остался только пакет из Архива.
О, в нём ещё и записка от Калласа!
«Надеюсь, эти сведения стоят тех денег, которые запросил книжник».
Я тоже. Надеюсь.
Заключение по серьгам: клеймо мастера, изготовившего сей шедевр, не принадлежит родам, обосновавшимся в Антрее. Значит, были сделаны где-то далеко и ввезены. Жаль, расспросить никого не удастся... Чёрные кристаллы — редчайшая разновидность хрусталя, непомерно дорогая. Что ж, сберегу: глядишь, ещё разживусь на продаже. Оправа выполнена в виде цветков суули — лилий, растущих на Шепчущем озере.
Что?! Шепчущее озеро? То самое, на берегах которого находилось родовое имение Ра-Гро, пока мои предки окончательно не перебрались в Антрею? Всё интереснее и интереснее... Вот только у этого интереса жутковатый привкус. Значит, искать нужно в прошлом. Но чьём?
Ещё какие будут новости? О, несколько слов и об авторе старинного письма. Сверка почерков с хранящимися в Архиве образцами убедительно доказывает, что попавшее ко мне послание написано рукой некоего Валена Тьесс-Мар, талантливого поэта, исчезнувшего из вида современников в самом расцвете сил. Некоторое время жил в Антрее, но потом уехал, и больше о нём никто ничего не слышал. Любопытно... И эта ниточка никуда не ведёт. Возможно, за пределами долины Лавуолы, по ту сторону Ринневер кто-то и мог бы пролить свет на дела почти четырехвековой давности, но как скоро и с какими тратами? Каллас и так меня убьёт за деньги, уплаченные архивной крысе.
О, и печенье подходит к концу: пора передохнуть.
— Это снова тебе!
На стол падает ещё одно запечатанное письмо. Какой день урожайный выдался... Хотя, таким посланиям я никогда не радуюсь: с личной печатью Ра-Вана.
«Капитану Ра-Гро надлежит прибыть для исполнения своего долга. Копейный пирс, не позднее начала вечерней вахты». Какая неожиданность... Чтоб его!
— Шило в заднице заёрзало, что ли?
Вопрос не предназначался Олдену, но маг с готовностью ответил:
— Вестовой, который принёс письмо, сказал, что на Внутренний рейд встаёт «Игрунья».
— «Игрунья»? На ней сменился капитан?
— Представь себе, нет!
— Но насколько я помню, Паллану было строжайше запрещено приближаться к границам даже Внешнего рейда... Как это возможно?
Рыжик пожал плечами:
— Тебе интересно, ты и выясняй.
— И выясню! Вот только... Где моя форма?
Гавань, Копейный пирс,
начало вечерней вахты
Заштопанные на скорую руку прорехи, разумеется, не могли скрыться от любопытных взглядов, и я удостоился приглушённых смешков. Очень приглушённых и на безопасном расстоянии
Причина, м-да. Неказистая какая-то...
Кроме «Игруньи» ни одно судно больше не снабжало в этот вечер город гостями, а потому я, засвидетельствовав своё почтение старшему вахтенному офицеру, прямиком направился к Копейному пирсу, успевая пройти почти половину каменной стрелы, нацеленной в море, пока шлюпка, везущая пассажира, причалит к «острию».
Если бы пришёл пораньше, смог бы полюбоваться наступлением тихого вечера, а так приходилось сосредоточить всё внимание не на нежно-розовой дымке, в которую превращалось небо над горизонтом, не на робко царапающих пирс волнах погружающегося в дремоту моря, не на силуэтах кораблей, замерших на рейде, а на...
Нескладной фигуре, поднявшейся на пирс от шлюпочной причальной площадки. Точнее, это в самый первый момент незнакомый парень показался мне нескладным и неуклюжим, но чем ближе он подходил, тем большую растерянность я ощущал.
Не слишком высокий. Не слишком низкий. Глаз не на чём остановить... Стоп. Почему я так подумал? Потому, что здесь и сейчас, меряя шагами белесые каменные плиты, подставляя растрёпанные волосы ветру и заботливо придерживая левой рукой висящую на сгибе правой корзинку, гость не выглядит неуместным? И с ним, и без него картина будет равно законченной и полной, словно он — не обособленная часть того, что видят мои глаза, не отдельный завиток узора, а всего лишь одна из бессчётного количества ниточек: исчезнет или появится, неважно, ведь ковёр останется ковром.
Какое странное ощущение... Наверное, именно оно мешает мне пристально рассматривать незнакомца, который подходит всё ближе.
Молодой? Да уж не старый: мой ровесник, а то и помладше. Тёмноволосый, но в солнечных лучах пряди волос отливают рыжиной. Черты мягкие, чуть расплывчатые, будто лицо скрыто туманом, совсем невесомым, но скрадывающим линии. Приветливая, немного неуверенная улыбка. Трусит? Если первый раз в Антрее, простительно: наверняка, гребцы в шлюпке все уши ему прожужжали о страшном Рэйдене Ра-Гро, не пускающим в город того, кого не захочет пускать, а то и режущим глотки прямо в порту. А глаза грустные. Нет, не так: тревожные. Похожий взгляд бывает у человека, который погряз в делах, настойчиво требующих исполнения. А ещё усталые. Тоже тёмные, но непонятного оттенка. Может быть, зелёные? Нет, не разобрать: он и идёт-то ко мне от солнца.
Одет, как и многие другие путешественники, просто и удобно, только не по нынешней весне. Впрочем, куртка скатана и пристроена на ремне за спиной, а рубашка не выглядит слишком плотной: не спарится. Вообще, одежда не слишком старая, пообвисшая на фигуре, но не успевшая обтрепаться. И сапоги не сильно сношенные. Оружие? Один нож на правом бедре, других ковырялок не видно. Оставил на фессе? Наверное. В любом случае, в город вооружённых до зубов молодчиков пускают с неохотой и только после подробной описи всех клинков и прочих душегубных предметов. Собственно, по этой причине наёмные убийцы, изредка навещающие Антрею, предпочитают не привозить оружие с собой, а отовариваться у местных торговцев.