Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
— А вы можете контролировать свою реакцию? — поинтересовался Рик.
— Вообще–то нет, ну разве что ее позднейшую стадию, ту, которая установится секунд через десять. А что касается начальной амплитуды, она не поддается сознательному контролю. И если я… извините меня за чрезмерную болтливость, просто я сейчас немного взбудоражен.
— Ничего, ничего, — великодушно улыбнулся Рик, — говорите, сколько хотите.
Говори что хочешь и сколько хочешь, подумал он. Договори себя до могилы — или куда уж там девают мертвых андроидов. Делай все, что тебе заблагорассудится,
Реша не пришлось долго уговаривать.
— Окажись я андроидом, — сказал он, — ваша вера в человечество стала бы еще прочнее. Но так как этого не произойдет, вам бы стоило заранее сформулировать некую теорию, которая объясняла бы…
— Сейчас я задам вам первый вопрос, — оборвал его Рик; его аппаратура была уже установлена и налажена, стрелки приборов нервно подрагивали. — Время реакции имеет решающее значение, поэтому отвечайте как можно скорее.
Первый вопрос он выбрал по памяти, не заглядывая в типографский вопросник. Тестирование началось.
Рик посидел немного в задумчивости, а затем собрал аппаратуру и запихнул назад в чемоданчик.
— Я не буду ничего спрашивать, все понятно по вашему лицу, — сказал Фил Реш после долгого, почти судорожного вздоха облегчения. — Ладно, — он протянул руку ладонью вверх, — теперь вы можете вернуть мне оружие.
— Видимо, вы были правы, — пожал плечами Рик. — В смысле намерений Гарланда восстановить нас друг против друга.
Он чувствовал себя выжатым как лимон. И физически, и психологически.
— Так вы сформулировали для себя новую теорию? — с легкой ехидцей поинтересовался Реш. — Ту, что объяснит меня, как законную часть рода человеческого.
— В вашей способности к эмпатии, сопереживанию есть некий дефект. Дефект в области, не охваченной нашим тестированием. А конкретно — ваша чрезмерная ненависть к андроидам.
— Ну кто же будет на это тестировать?
— А может, и стоило бы.
Такая мысль была для Рика внове. Убивая андроидов, он не испытывал к ним ни малейшего сочувствия и всегда считал самоочевидным, что вся, до самых глубин его психика воспринимает их сугубо рациональным образом — как очень сложные, очень умные механизмы. Вещи. А теперь вдруг выяснилось, что для него все же есть некая разница между андроидами и бездушными вещами, для Фила Реша нет, а для него — есть. И Рик нутром своим ощущал, что прав он, а не Реш. Сопереживание с рукотворной конструкцией? — спросил он себя; с вещью, которая всего лишь притворяется живой? Но Люба Люфт казалась не менее живой, чем любой из живых людей, в ней не было никакого притворства.
— А вы даете себе отчет, — прищурился Фил Реш, — что это будет? Что будет, если мы включим в наш диапазон эмпатии и андроидов, наряду с животными?
— Мы окажемся беззащитными.
— Абсолютно беззащитными. Эти новомодные «Нексусы–шесть»… да они попросту сметут нас с лица земли. Вы, и я, и все наши коллеги, охотники — мы стоим между «Нексусами–шестыми» и человечеством, как барьер, не позволяющий им смешиваться. Кроме того… — Он смолк, заметив, что Рик снова достает свою аппаратуру. — Я думал, что с тестированием
— Я хочу задать пару вопросов себе, — объяснил Рик. — А вы снимете отсчеты. Просто скажете мне, что показывают стрелки, а выводы я сделаю сам. — Он прилепил к щеке датчик и поймал луч уголком глаза. — Ну как, вы готовы? Следите за стрелками.
На время задержки придется плюнуть, сообщайте мне амплитуду отсчета, и только.
— Хорошо, Рик, — кивнул Фил Реш.
— Я спускаюсь на лифте вместе с только что пойманным андроидом, — громко сказал Рик. — И тут, совершенно неожиданно, этого андроида убивает некто третий.
— Реакция довольно вялая, — сообщил Фил Реш.
— А докуда конкретно отбросило стрелки?
— Левую до 2,8, правую до 3,3.
— Андроид был женского пола, — сказал Рик.
— Теперь их отбросило до 4,0 и 6,0, соответственно.
— Много, — кивнул Рик, он выключил источник света, снял со щеки датчик и пояснил: — Это — типично эмпатическая реакция, примерно так реагируют тестируемые люди на большую часть ситуаций из вопросника. Ну, кроме самых экстремальных, связанных с поделками из человеческой кожи и прочей патологией.
— И что же тогда получается?
— Получается, что я могу сочувствовать андроидам — не всем, но хотя бы некоторым.
Например, подумал он, Любе Люфт. А значит, я ошибался. В реакциях Фила Реша нет ничего извращенного, бесчеловечного. Все дело во мне самом.
Интересно, спросил он себя, а бывало Ли прежде, чтобы человек так волновался за судьбу андроида?
Вполне возможно, думал он, что я никогда уже больше не столкнусь с подобной ситуацией, что это некая аномалия, связанная, к примеру, с моим особым отношением к «Волшебной флейте». И с голосом Любы Люфт, а может — и с ее артистической биографией в целом. Тем более что раньше ничего такого не замечалось: смерть, к примеру, Полокова — или Гарланда — не вызвала у меня никаких сожалений, никакого внутреннего протеста. Более того, окажись Фил Реш андроидом, я убил бы его абсолютно бесстрастно, во всяком случае — после того, как он убил Любу.
Вот тебе и четкое различие между настоящими, живыми людьми и человекоподобными механизмами, сказал он себе. Я ехал в этом лифте вместе с двумя существами, человеком и андроидом, и мое отношение к ним было прямо противоположным тому, какое должно быть. Тому, которое от меня требуется.
— Вы крупно влипли, Декард, — сказал Фил Реш; было видно, что ситуация кажется ему не столько драматичной, сколько забавной.
— Ну и где же выход? — беспомощно спросил Рик.
— Вы подсели на сексе.
— На сексе?
— Все дело в том, что она — оно — физически привлекательно. С вами что, — хохотнул Реш, — никогда такого не случалось? Нас учили, что это едва ли не самая большая из опасностей, подстерегающих охотника. А вы знаете, Декард, что многие колонисты используют своих синтетических служанок, мягко говоря, не по назначению?
— Это противозаконно.
— Конечно, противозаконно, как и десятки других сексуальных извращений. Но люди имеют обыкновение плевать на неудобные им законы.