Свободное радио Альбемута (сборник)
Шрифт:
— Я буду сидеть в своем номере, — сказал Рик, — и смотреть по телевизору Дружище Бастера. Последние три дня с ним работала Аманда Вернер. Она мне нравится, я мог бы смотреть на нее весь остаток своей жизни. У нее такие груди, что словно улыбаются.
Он повесил трубку и некоторое время сидел без единой мысли в голове. В конце концов его привел в себя жуткий холод в машине. Тогда он включил мотор и через несколько секунд уже летел к центральным районам Сан–Франциско, к гостинице «Святой Франциск».
Глава 16
Среди
Фармацевт, вернувшийся с Марса; по крайней мере, андроид жил под такой легендой. Само собой, в действительности он выполнял там ту или иную простейшую черную работу, а о чем–либо лучшем мог разве что мечтать. А мечтают ли андроиды? — спросил себя Рик. Вероятно, да; именно поэтому они время от времени убивают своих хозяев и бегут сюда, на Землю. Мечтают о лучшей жизни, о свободе. Вот, скажем, Люба Люфт; она небось мечтала петь в «Дон Жуане» или «Женитьбе Фигаро», а не перелопачивать бесплодные, камень на камне, поля безысходно враждебного мира.
Рой Бейти, говорилось в ориентировке, обладает агрессивным, напористым эрзац–авторитетом. Именно этот, склонный к мистическим рассуждениям андроид стал идеологом и инициатором группового побега, обосновав его необходимость претенциозной басней о священности так называемой андроидной «жизни». Кроме того, этот андроид воровал и использовал для своих экспериментов целый ряд затуманивающих разум веществ и заявил, будучи пойман в конце концов за руку, что надеялся поднять таким образом андроидов до группового переживания, аналогичного мерсеризму, каковой, как он указал, так и остается для них недоступным.
Все это производило довольно жалкое впечатление. Измученный, промерзший бедолага, страстно надеющийся испытать переживания, намеренно исключенные конструкторами из поля его возможностей. И все же большого сочувствия Рой Бейти не вызывал; читая Дэйвовы заметки, Рик Декард отчетливо ощутил некоторую неприятную ауру, окружавшую этого конкретного андроида. Бейти пытался испытать слияние, и когда эта попытка с треском провалилась, он замыслил побег на Землю, для чего всего–то и потребовалось, что перебить массу живых, настоящих людей… А затем — неизбежная гибель его соучастников одного за другим, пока от первоначальных восьми не осталось только трое. И эти трое, цвет нелегальной группы, тоже обречены; рано или поздно он, Рик, их нейтрализует, а если нет, это сделает кто–нибудь другой. Прилив и отлив, думал он. Жизненный цикл. И его завершение, последние
Дверь номера с треском распахнулась.
— В жизни еще так не летала, — хрипло вздохнула Рэйчел Розен. На ней был длинный чешуйчатый плащ с такими же шортами и лифчиком, в руках — большая расписная дорожная сумка и обычный магазинный мешок из коричневой бумаги. — Симпатичный ты снял номер. — Взгляд на наручные часы. — Меньше часа. Считай что, рекордное время. Вот, держи. — Она протянула Рику бумажный мешок. — Я купила бутылку. Бурбон.
— Худший из восьмерых все еще жив, — сказал Рик. — Организатор их побега.
Он приподнял со стола ориентировку на Роя Бейти; Рэйчел поставила мешок и сумку на пол, взяла машинописный листок и начала бегло его просматривать.
— Ты знаешь, где он сейчас? — спросила она, закончив чтение.
— У меня есть номер жилищного комплекса. Это совсем на окраине, у черта на куличках, где нормальных людей днем с огнем не сыщешь, и только отдельные аномалы, психи и недоумки влачат то, что им кажется — а может, и не кажется — жизнью.
— Покажи–ка мне остальных, — сказала Рэйчел.
— Обе — женщины.
Рик протянул ей два листка с ориентировками на андроидов по имени Ирмгард Бейти и Прис Страттон.
— Да–а, — протянула Рэйчел через пару минут. Она бросила прочитанные листки на стол и подошла к окну, за которым горели огни, более обильные здесь, в центре Сан–Франциско. — Боюсь, что вот эта, последняя, тебя в итоге и сделает. А может, и нет. А может — тебе все равно.
Ее лицо побледнело, голос дрожал, руки судорожно, как во что–то спасительное, вцепились в раму окна.
— Слушай, что ты там бормочешь?
Рик взял листки и заново их просмотрел, пытаясь понять, что в них такого страшного.
— Давай откроем бурбон. — Рэйчел сходила в ванную и вернулась с двумя стаканами; по ее хмурому, напряженному лицу пробегали тени каких–то невысказанных мыслей. — Только не разбей, — предупредила она. — Это не синтетика, а довоенный продукт, из настоящего кукурузного сусла.
Рик открыл бутылку и разлил бурбон по стаканам и только потом поинтересовался:
— Так в чем, собственно, дело?
— Ты сказал мне по телефону, что, если я прилечу сюда сегодня, ты плюнешь на трех оставшихся анди. «Мы займемся чем–нибудь другим», так ты сказал. А теперь мы сидим здесь и только и делаем…
— Я хотел спросить, что тебя так взбудоражило, — уточнил Рик.
— А я хочу тебя спросить, — с вызовом откликнулась Рэйчел, — чем мы здесь зажмемся, оставив разговоры об этих трех «Нексусах–шестых».
Она сняла плащ, отнесла в гардероб и аккуратно повесила на плечики, что дало Рику первую возможность хорошенько ее рассмотреть, а затем снова пересекла комнату и села на край кровати.