сВободнЫе

Эшли Дьюал

– Не обязаны.

– Обязан. И я прошу тебя помочь мне в этом. Не отталкивай меня, слышишь? Давай хотя бы попробуем узнать друг друга.

– Я же согласилась встретиться, – нервно пожимаю плечами. – Что еще вам нужно?

– Ты понимаешь, о чем я.

И я, действительно, понимаю. Однако не собираюсь менять своего мнения. Вряд ли мы станем близкими людьми, вряд ли я приду к нему, когда мне будет плохо или страшно. И пусть биологически он мой родной отец, внутри я не ощущаю ничего, кроме страха перед чужим, неизвестным мне мужчиной, от которого на данный момент зависит мое будущее.

– Я

опоздаю на учебу, – поправляю ремень сумки и с вызовом смотрю в эти похожие зеленые глаза. Если Константин считает, что все так просто, он сильно ошибается. – Увидимся после занятий.

Вижу, что он сбит с толку, но не позволяю себе почувствовать укол вины. Мы не должны стать друзьями, не должны привязаться друг к другу. Это совершенно чужой человек, и хотя бы ради мамы я не должна забывать об этом.

Саша уже сидит в черной, тонированной машине. Он небрежно вытягивает ноги, смотрит на меня и хмыкает. Видимо, понимает, что мне сейчас паршиво. Автомобиль трогается с места и меня припечатывает к сидению. Наверняка, эта школа безумно отличается от той, в которой я училась раньше. Меня же отчислят, едва я открою рот на какой-нибудь заумной физике! Блин, о чем я только думала? Водитель резко поворачивает, и я в очередной раз ударяюсь спиной о сидение. – Он что, убить нас хочет?

– Он просто спешит, – поясняет Саша. – Мы опаздываем, а за опоздания у нас классные санкции. Поверь, тебе лучше о них не слышать.

– Пережить бы этот день.

– Кстати об этом. – Мне не нравится тон парня: какой-то неуверенный и виноватый, и поэтому я тут же перевожу на него взгляд.– Тот псих…

– Какой псих?

– Который хотел выпотрошить из меня внутренности.

– Блондин с кошачьими глазами?

– Да-да! Именно он. Так вот. Он…

– Что? – тяну я и полностью поворачиваюсь к брату. Тьфу. К другу. Или не знаю к кому, в общем. – Что ты мямлишь. Говори нормально. Сейчас ты не пьян и не убегаешь от качков.

– Зои, он учится в нашем лицее.

– А я думала, хуже быть не может.

– Это ерунда, на самом деле, – добавляет Саша и как-то нервно поправляет ярко-красный галстук. – Я учусь с ним всю жизнь, и столько же он планирует стереть меня в порошок. Но, как видишь, я цел и невредим.

– Ты говорил, что ты – труп, – недовольно напоминаю я и мгновенно завожусь, осознавая насколько паршива ситуация. – Я помогла потому, что думала, у тебя серьезные проблемы.

– Так и есть. Просто эти проблемы немного затянулись.

– Затянулись? Боже, да я ведь ему соврала, и он это понял. А эти лысые секьюрити рядом с ним… Что ты на самом деле натворил? Дело ведь не в рыжеволосой отличнице. Скажи честно.

– Пока рано говорить честно, – передразнивает меня Саша. – Все будет хорошо. Не бойся.

– Я и не боюсь.

– Тогда, тем более, не парься.

– Почему ты так говоришь? Это ведь опасно. В прошлый раз тебя сильно избили, ты был испуган, растерян. Неужели ты не понимаешь, что может произойти сегодня?

– Нет, Зои, это ты ничего не понимаешь, – резко отвечает парень и вдруг смотрит на меня так обижено и недовольно, что я замираю. Понятия не имею, чем вызвала такую реакцию, но мне определенно становится не по себе. – Забудь.

– Но…

– Забудь, – твердо

повторяет он. – Жаль, что я втянул тебя в это, но просто поверь мне на слово. Ладно?

Киваю и растеряно скрещиваю на груди руки. Возможно, я перешла черту, ведь, в конце концов, о Саше мне ничего не известно. И, тем не менее, интуиция подсказывает мне быть наготове: кто знает, что меня ждет.

Мы останавливаемся около кривого, изломанного здания в стиле деконструктивизма, которое визуально отражает всю агрессивность и враждебность местных взглядов, и я тут же чувствую, как в тугой узел поочередно скручиваются мои органы: чего ожидать от учеников данной школы? Наверняка, они такие же непростые и замысловатые, как и острые, титановые пики, тянущиеся к небу из кирпичного фасада. Саша хлопает дверцей, а я срываюсь с места только после нескольких громких вздохов и мысленного пинка под зад. В конце концов, чего именно я боюсь? Перемен? Людей? Осуждения? Нужно проще относиться к тому, что сейчас со мной происходит. Неважно, что будет дальше, главное – я не перестану быть той, кем я всегда являлась. А мне ведь многое пришлось пережить, не самое хорошее. После побоев некоторых маминых ухажеров, после поздних походов в клуб, разговоров со смердящими алкоголиками, танцовщицами, наркоманами – нынешнее состояние дел не должно внушать мне никакого ужаса. Вот только неясно, почему же так сильно хочется сорваться с места и броситься наутек.

За то время, пока мы доходим до огромных, стеклянных дверей, меня успевают осмотреть и отсканировать сотни любопытных и удивленных взглядов. Я стараюсь не обращать на них внимания. Иду, держусь рядом с Сашей, но, то и дело, ловлю себя на мысли, что неосознанно сжимаю в кулаки руки.

– У нас есть правила, – говорит Саша по пути в кабинет директора, и я концентрируюсь на его голосе, одновременно пытаясь абстрагироваться от окружающего мира. – Прогулы – плохо. Форма – хорошо. Внеклассная деятельность – очень хорошо. Драки – отлично, но, если честно, я бы не советовал. Захочешь пустить слухи – дерзай, источник не найдут, уверяю. А вот если решишь выяснить с кем-то отношения – сто раз подумай. Последствия печальные и обычно обсуждаемые. Бурно обсуждаемые.

– Просто Беверли-Хиллз.

Саша усмехается, а я осматриваю огромные окна, из которых состоят почти все стены школы. От того мне кажется, будто я попала в бесконечный, светлый лабиринт из чьих-то лиц, отражений, зеркал. Удивительное зрелище. Свобода повсюду, и одновременно нигде.

– Ты учишься здесь всю жизнь. – Это не вопрос, но Саша все же отвечает.

– Да. Сколько себя помню – постоянно тут.

– Удивительное пренебрежение к тому, что в глазах других делает тебя счастливчиком.

– Что именно? Окна? Алгебра? Итоговые экзамены? Или, может, ежемесячные сборища в актовом зале, где рассказывают, кто и когда прокололся?

– Видел бы ты мою прежнюю школу. Не выделывался бы.

– Да это не школа, а Колизей. Каждый день – борьба то с учителями, то со сверстниками.

– Везде так.

– Не везде, – вдруг серьезно отвечает парень, и я неосознанно перевожу на него взгляд. – В обычных школах дети просто хотят быть лучшими. А в моей школе все рвут глотку за то, чтобы не стать худшим.