Свободный полет
Шрифт:
– Жаклин Кеннеди – крестная, свидетель на вашей свадьбе – Михаил Барышников…
– Да, на венчании он корону держал над моей головой.
– Вы и в России были близкими друзьями?
– В России как раз и подружились. Вместе танцевали в балете «Горянка». Я его привела в американский балетный театр. Уговорила моего партнера по «Жизели» отдать этот спектакль Барышникову, иначе ему пришлось бы долго ждать следующего случая, чтобы заявить о себе. И мы станцевали «Жизель» вместе. Барышников, конечно, состоялся бы и без меня. Но с моей
– Барышников сразу адаптировался в Америке?
– Быстрее всех, по-моему. Он больший американец, чем сами американцы.
– А кто вам ближе по духу – Нуреев или Барышников?
– Барышников. С Нуреевым было очень сложно. У него характер зверский. На сцене всё это, конечно, забывалось. Когда он в «Ромео и Джульетте» запрыгивал, как дикое животное, на катафалк, где я лежала, то был великолепен!
– У Нуреева «зверский» характер, но и вы, как я понимаю, не сахар.
– Я не могу себя анализировать. Я разная. Могу быть такой, а на другой день чувствую себя совершенно иначе, веду себя и соображаю по-другому.
– Скажите, когда вы поняли, что пришло время остановиться? Когда сказали себе: хватит танцевать?
– Я вернулась в Россию, мне было почти 50 лет. Это удобный повод замкнуть круг. Подходящий момент. За границей у меня остались по контракту несколько спектаклей в The Royal Ballet. Так на мировой сцене я поставила точку, станцевав Джульетту. К счастью, на меня тут же посыпались всевозможные предложения со всего света стать балетмейстером. В 16 странах шла «Баядерка» в моей редакции. Теперь каждый раз, когда ее где-то ставят, я приезжаю и готовлю артистов. Работы хоть отбавляй.
– Это здорово!
– Да, я счастлива. Даже не ожидала, что моя творческая жизнь после ухода со сцены продолжится.
– Наташа, можно я задам очень личный вопрос? В России вы были замужем за Леонидом Квинихидзе, известным кинорежиссером…
– Да, но мы разошлись за год до моего отъезда.
– Как уживались две сильные и настолько контрастные личности?
– Не ужились, поэтому и расстались. Мы прожили вместе пять лет.
– С искусством был связан и первый ваш муж.
– Да, Всеволод Ухов, он был когда-то самым лучшим Ромео на балетной сцене, пока не сорвал ахилл.
– А когда вы встретились с Эдвардом Каркаром?
– Я осталась за границей в 1970 году. А замуж вышла только в 1976-м, но до этого мы четыре года были вместе.
– Чем Эдвард вас покорил? Кроме того что он высокий и красавец.
– Открытой улыбкой. У него красивые руки, длинные пальцы. Он очень внимательный и любил – безумно любил – Россию. Он хорошо говорил по-русски, с очень приятным акцентом. Симпатичный.
– Он, конечно же, ходил на все ваши спектакли?
– Да, и целовался очень хорошо. (Улыбается.)
– Наташа, вы вернулись в Россию только в 1988 году.
– Нет. Наоборот, я всегда во всех интервью говорила, насколько я благодарна Вагановской школе. Без нее я не смогла бы осуществить мечту. Но я до последнего момента, до перестройки, не могла поверить, что когда-нибудь приеду в Россию. Это был такой закрытый мир. Возвращение было сродни чуду.
– Все эти 18 лет вы не видели маму?
– Нет, конечно. Мы только говорили по телефону.
– И как вы встретились?
– Драматично. В фильме «Макарова возвращается» показана наша встреча. К сожалению, мамы больше нет, но она все-таки успела увидеть меня на сцене, в Мариинке. Сидела в Царской ложе – представляете, какая прелесть?
– Что говорила?
– Плакала она. А что тут скажешь? Слов уже не было.
– Вы жили в Америке, в Англии, объездили весь мир. У вас сохранилось сознание российского человека, или, когда вы настолько интегрированы в культурную жизнь другой страны, психология меняется?
– Я не думаю об этом. Я знаю, что мой дом – Сан-Франциско, но это просто место на карте. А вообще я принадлежу миру. Серьезно говорю, не пафосно. Да, я люблю русские поля, лес, русских людей, русскую речь, литературу, поэзию, художников. Когда-то я давала интервью иностранному журналу, и меня спросили: «Что бы вы сделали, если бы вдруг появилась возможность приехать в Россию?» И я ответила: «Наверное, попросила бы отвезти меня из аэропорта в лес». Лес для меня – самый родной в России. Но в то же время я хорошо и свободно чувствую себя в Англии, Америке. Очень люблю Францию.
– В своем доме в Сан-Франциско вы ведете какое-то хозяйство?
– У меня всё есть. И лес тоже. Приезжайте, посмотрите. Удобно живу. Я даже построила в честь бабушки небольшую церковь на участке – семь куполов.
– О вас можно сказать, что вы сами себя сделали. Что в истории вашего успеха, потрясающей истории, самое главное?
– Только работа. Концентрация, неразбросанность. Спектакль для меня – самое главное в жизни. Был такой случай: я должна была танцевать «Манон Леско» в Ковент-Гардене, а мой самолет опаздывал. Два часа до спектакля, час… Как будто жизнь кончилась. Но я все-таки успела, и это был самый лучший спектакль. Адреналин, наверное.
– А какой балет вы любите больше всего?
– Невозможно назвать один. Конечно, приятнее играть личность. Например, в «Онегине» Джона Кранко можно показать развитие образа. Джульетта, Жизель, Манон Леско – играть их одно удовольствие. Это такой собирательный женский образ, там есть про женщину абсолютно всё. Почему мне Манон близка? Я была воспитана на французской литературе. Каждый раз, погружаясь в очередной роман, я становилась его героиней.
– И все-таки я хочу понять. Вы работали в Кировском театре, ныне Мариинском, были на положении ведущей балерины, танцевали все главные партии, у вас было всё…