Свободу медведям

Ирвинг Джон Уинслоу

— Она на подставке, поэтому так кажется.

Затем я почувствовал, как ее руки нашли мою грудь и легко заскользили по моим бедрам.

— Выгните спину, Графф.

Одно полотенце было размотано, так осторожно, что ее руки ни разу не коснулись меня.

— Еще раз, — потребовала она, и я снова выгнул спину для другого полотенца; теперь я ощутил себя голым до колен в холодной ванне. Когда она наклонилась, чтобы взять меня за пальцы ног, ее коса упала мне на колени.

— Мне щекотно от волос, — сказал я.

— Где?

—

Щекотно, — повторил я, хватая косу обеими руками. Я прошелся косой по себе, и она потянула ее обратно.

— Прекратите, Графф.

— Я хочу видеть ваш затылок, — сказал я.

Она разматывала полотенца на моих лодыжках, и, когда дошла до места, где они прилипли к ожогам, ее движения стали очень медленными; слои полотенца слиплись и затвердели.

— Куда вы спрятали свою косу? — спросил я.

— Пусть вас это не волнует, — сказала она.

Теперь уже все полотенца были размотаны.

— Вы что, видите в темноте, Галлен?

— Нет, не вижу!

— Если бы вы могли видеть, то вы бы увидели меня…

— Еще бы!

— …розового и волосатого, как обезьяний детеныш.

— Очень трогательно, — фыркнула она. — Перестаньте.

Но я сумел высунуться из ванны и найти ее голову, сунуть руку ей под подбородок, скользнуть пальцами по горлу до того места, где она спрятала в блузку косу.

— Я хочу увидеть вашу шею сзади, — повторил я.

Сейчас она накладывала мне новую повязку, проворно и легко оборачивая меня марлей. Она перевязала только лодыжки, не пеленая мне ноги вместе, как это сделал Зигги.

— У меня есть чистое полотенце, чтобы вас прикрыть, — сказала она.

— Это полотенце чудовища?

— Выгнитесь, — велела она и обернула его вокруг меня так проворно, что меня словно обдало дуновением сквозняка.

— А теперь включите свет, — попросил я.

— Я не должна быть здесь, Графф, — сказала она. — Моя тетушка думает, что я взбиваю постели.

— Я только взгляну на вашу шею сзади, Галлен, — попросил я.

— И вы не будете меня хватать?

— Ну что вы!

— И сдергивать с себя полотенце?

— Разумеется, нет!

— Тетушка мне рассказывала, что какой-то мужчина так и поступил — в коридоре. Снял с себя полотенце прямо у нее на глазах.

Затем она приоткрыла дверь, впуская к нам яркий свет, потом наклонилась ко мне. Я прижал ее лицо к своим плечам и поднял ее тяжелую косу; я отвел вниз ее уши, продолжая смотреть.

Так и есть, в нижней части ее шеи осталось маленькое пятнышко от моего поцелуя.

— Ты же не сама это сделала, да? — выдохнул я.

— А ты не станешь меня хватать, да? — прошептала Галлен.

Я опустил руки на дно ванны и поцеловал ее за ухом дважды. А она легко дотронулась руками до моей груди, всего лишь кончиками пальцев — даже не положила на нее ладонь. Ее голова по-прежнему прижималась к моему плечу; она притронулась ко мне так осторожно, как только могла.

Я почти не чувствовал ее веса. Она походила на длинную, слегка оглушенную рыбу — хладнокровную и спокойную, но трепещущую в руке.

— Мне пора, — сказала она.

— Почему я должен лежать в ванне? — спросил я.

— Думаю, вовсе не должен.

— А где Зигги?

— Собирает для тебя цветы.

— Собирает для меня цветы?

— Да, — подтвердила Галлен. — Он раздобыл вазу с водой и собирается наполнить ее лепестками форситии.

Затем деревянный постамент под ванной скрипнул, и моя Галлен мелькнула через комнату, так же беззвучно, как и ее тень; яркий прямоугольник дверного проема сомкнулся со всех сторон, и мой свет исчез, словно капля воды в губке.

Долой из ванны, жизнь продолжается

Пресловутый Графф, Повелитель Ванн, Где плещутся нимфы. Ловкач Графф, Таящийся в Ванной лев, Ведет к погибели невинных дев. Бездонный Графф, Злой Демон Ванн, Поклонник зверей и нимф, Ужасный Графф, Спрятавшийся в Ванной петух, Превращает девственниц в шлюх. О, Графф! Порочный, развратный Графф, Подставляй хворостине свой белый зад, Она научит тебя быть добрей.

Так пишет Зигфрид Явотник, бездарный поэт и тугой на ухо певец — собиратель лепестков форситии в одолженную им вазу с водой.

Никто до этого не посвящал мне стихов, поэтому я сказал:

— Мне кажется, у тебя не все в порядке с рифмой.

— Тебе не следовало вылезать из ванны, — заметил Зигги. — Ведь ты мог запросто поскользнуться и разбить вдребезги свою глупую башку.

— Цветы просто великолепны, Зиг. Я хочу поблагодарить тебя за них.

— Ну, на самом деле они не только для тебя, — сказал он. — Они для нашей комнаты.

— Это очень красивая комната, — сказал я.

У нас было большое, забранное железной решеткой окно с глубоким выступом; распахнутое настежь, оно впускало в комнату шум водопада. Окно выходило во двор замка, из него мы могли видеть свой мотоцикл, припаркованный под самым пышным кустом форситии, — великолепный остов совершенного механизма, такого нелепого в желтых цветах сада.

В комнате стояло две отдельные кровати, отгороженные друг от друга резной подставкой для журналов. Одна постель была разобрана: простыня откинута без единой морщинки, подушки высоко взбиты.