Свод небес
Шрифт:
Возможно, не замечала причины этой своей перемены в себе и сама Марфа: при виде Зимина в ней словно успокаивался какой-то нерв, а душу разжимали свинцовые объятия клещей. И ей снова было легко и радостно, как и в далекий, уже как будто позабывшийся апрель, когда она стояла посреди сквера, доверчиво глядя в голубые глаза и внимая устам, вселявшим в нее несбыточную надежду. Ей казалось, будто надежда вновь возрождается в ней, и безысходность, которая все больше окутывала ее, рассеивается под ее воздействием.
Вначале Зимин не проявлял никакого интереса по отношению к Марфе, замечая,
Однако на третьем году брака Марфа, воспринимавшая теперь Зимина едва ли не как члена семьи, стала замечать ту перемену его отношения к ней, которая необыкновенно ей льстила. Он перестал избегать ее общества, проявляя к ней теперь то обходительное внимание, которое она искала в отношениях с ним с самого первого дня их знакомства. Перемена эта была едва заметна для окружающих, но Марфа чувствовала ее и необыкновенно радовалась ей, как радовалась бы любой другой перемене, которая ворвалась бы в ее пресную, однообразную, лишенную всяческих надежд жизнь.
Что породило эту перемену отношения к ней Зимина, Марфа не знала, и едва ли причины этой перемены интересовали ее. Она снова повеселела, стала меньше раздражаться на мужа и просыпалась теперь с улыбкой в предвкушении нового дня, в который Марк мог заехать к Катричам в отсутствие Филиппа.
Начались эти приезды около недели назад.
Было воскресенье. Зимин заехал к Катричу в седьмом часу вечера, чтобы обсудить с ним какие-то вопросы, касающиеся строившейся в Петербурге галереи, проект которой принадлежал Катричу, а также чтобы завезти ему какие-то документы. Филипп, вызванный неожиданным звонком, собрался ехать в Петербург следующим днем, и документы требовались ему незамедлительно. Однако, когда Зимин приехал в дом Катричей, он застал там только Марфу.
– Филипп у родителей, – сказала она Зимину, обрадованная его приездом. – Он будет дома с минуты на минуту.
Марфа предложила Зимину выпить чаю. Зимин не отказался. Положив папку с документами на край светлого кресла, стоявшего в гостиной, он опустился на диван и стал наблюдать, как Марфа разливает по чашкам уже заваренный чай, предупредительно принесенный ею на подносе в гостиную за несколько минут до прихода Зимина. Филипп позвонил жене около шести часов и сказал, что к нему должен заехать Марк. До самого прихода Зимина Марфа не переставая кипятила чайник, находя в этом ожидании закипания воды умирение своему волнению.
Когда чай был разлит по чашкам, Марфа опустилась на диван напротив Зимина и взяла со стола широкую белую чашку с блюдцем. Сделав небольшой глоток из чашки, она подняла глаза на Зимина, который продолжал
– Ты не едешь вместе с Филиппом в Петербург? – спросила Марфа, чтобы прервать показавшееся ей напряженным и неловким молчание, хотя сам приезд Зимина являлся ответом на этот пустой вопрос.
– Я там не нужен, – не сразу откликнулся Зимин, выдержав долгую паузу. – Случилась какая-то сложность с проектом, и Филипп нужен там как его создатель. Мое присутствие не является обязательным.
Марфа улыбнулась, как делала это всегда, когда ответ на какую-либо реплику не сразу приходил ей на ум. Улыбка всегда была лучшим и многословнейшим ответом на любой вопрос, и Марфа пользовалась этой мудрой уловкой.
– У тебя очень талантливый муж, – произнес Зимин, откинувшись на спинку дивана. – Ты знаешь об этом?
– Догадываюсь, – в тон замечанию Зимина ответила Марфа, хотя едва могла по достоинству оценить способности своего мужа.
– Запасу его проектов мог бы позавидовать любой именитый архитектор.
Марфа усмехнулась – ямочки на ее щеках игриво затемнели.
– Филипп уже показывал тебе проект нового бизнес-центра, который он планирует предложить для продажи американской строительной корпорации? – спросил Зимин.
– Нет, – заинтересованным голосом сказала Марфа, даже выпрямившись и поставив чашку с блюдцем на стол.
– Как? – изумленно воскликнул Зимин, тут же подавшись вперед. – Ведь это едва ли не самый грандиозный проект за всю историю существования нашей компании!
– Мы с Филиппом редко обсуждаем его работу, – сказала Марфа так, будто занимательные беседы с мужем были неотъемлемой частью ее жизни.
– Это ужасное упущение! – продолжал ошеломленным тоном восклицать Зимин. – Я незамедлительно должен это исправить! Срочно проводи меня в кабинет Филиппа – я познакомлю тебя с человеком, о котором, как оказалось, ты знаешь так мало…
Зимин выглядел таким растерянно-изумленным, а красивое лицо его было исполнено такого участия, что Марфа тут же поднялась с дивана и проследовала к лестнице, ведущей на верхние этажи дома. Зимин двинулся за ней.
Дверь кабинета, расположенного в самом конце коридора третьего этажа, была плотно закрыта. Открыв дверь, Марфа вошла в наполненный сумерками кабинет.
Стены теплого серого оттенка в свете затухающего дня казались совсем темными; стеллажи с книгами занимали левую стену, у правой стены стоял квадратный деревянный столик, два стула и пуф; над столиком висела картина, на которой были изображены расплывчатые очертания какой-то усадьбы в окружении цветущего сада, и два светильника; напротив входа располагалось высокое окно, занавешенное светлым тюлем, с отдернутыми плотными шторами стального оттенка; напротив окна стоял деревянный глобус; слева же от окна находился рабочий стол Катрича, с разложенными на нем курительной трубкой, несколькими книгами, альбомами, телефоном, черным ноутбуком и записной книжкой в плотном темно-коричневом кожаном переплете.