Свод
Шрифт:
Якуб кивнул и тяжело выдохнул:
Пейте, Свод, конечно пейте....
Ричи ничуть не брезгуя тем, что бокал, который он взял не был достаточно чист и ещё хранил в выгнутом углублении донышка густые бордовые капли вина, щедро наполнил его до краёв, после чего с непередаваемым удовольствием ловко опрокинул содержимое посуды себе в рот. Густое, терпкое вино мягко обволокло остывшее на прогулке горло и наполнило уставшее тело божественным теплом. Англичанин невольно вздохнул. Глоток вина, это было как раз то, чего ему сейчас не хватало. Якуб, глядя на то, какое благотворное действие
— За что пьём? — Весело спросил он, отмечая про себя заметную печать усталости в глазах молодого пана.
Тот озадаченно вскинул брови:
— А ни за что, просто так...
Свод едва заметно пожал плечами и, следуя примеру Войны, выпил...
Кто бы мог подумать, что уже через четверть часа у англичанина и следа не останется от былого светлого настроения. Заразившись от Якуба тяжёлой, малословной хандрой, он развалился в кресле и …пил. Виной всему были пересказанные Ричмонду новости от пана Патковского. Свод, слушая этот леденящий душу рассказ, был просто подавлен. Он вдруг признался, что в свете есть мало вещей, которые могли бы вызывать страх в его сердце. Призраки же, по утверждению пирата, это как раз то, от чего у него начинают бегать по спине мурашки. Выслушав Войну, Ричи поблагодарил бога за то, что в тот день они напоролись лишь на людей Хмызы, а не попали в лапы этого кровожадного Юрасика.
Слушая подобные речи, Якуб вынырнул из сковывающей его задумчивости. Что-то тут было не так. Война ясно слышал ложь в словах англичанина, но никак не мог понять, где кроются её корни? Пират в это время начал рассказывать истории о каких-то морских духах, высасывающих силу из спящих моряков, о серебряной деве Сирене, способной погубить своими песнями любого, услышавшего её голос. О великане Эрне, живущем в песке на островах южных морей, что хватал неосторожных прохожих за ноги и медленно волок их в песок, пока те в нём не тонули. Всё это было весьма интересно, но…
Во время ужина они опять вернулись к этой теме. Свод, видя, что молодой пан снова намерен обсуждать события у старой церкви, замкнулся в своих мыслях и отказался заканчивать трапезу, сославшись на то, что вечером употребил достаточно много вина, устал и хочет спать. Вскоре Ричи на самом деле отправился в спальню. Война же, достаточно выспавшись за последние дни, дабы уточнить для себя какие-то невыясненные вопросы, позвал к себе Казика.
Слуга явился тот час же, но, едва переступив порог, застыл у двери, будто у границы какого-то обережного круга. Война не мог не отметить этот факт:
— Что это ты там топчешься? — С подозрением спросил пан и указал слуге на стул возле окна, — проходи, садись...
Благодарствую, пан, — замялся Казик, — я …лучше тут...
— Я говорю, проходи, — с нажимом повторил Война, — и с чего это ты решил прятаться?
Казик неуверенно вышел на свет:
Пан будет ругаться...
Отчего же?
— Я, — снова замялся Шыски, — после отъезда пана Альберта и пана Станислава, ...допил всё вино,
Война криво улыбнулся:
— От ты жулик. И с каких это пор ты так пристрастился к выпивке? А ведь тянуться с охотой к вину никак не к лицу доброму христианину.
— Виноват, — понуро прогнусавил Казик, — есть грех, пан Война. Как увидел вино, подумал, что всё одно ведь выльют, ...вот и выпил.
Якуб, видя, что Шыски всё равно не собирается садиться на указанное ему место, стал напротив него, и строго посмотрев в голубые, ясные глаза Казика, спросил:
— Ты же ещё малады хлапец, Казимир. Знаешь, как говорила моя покойница-бабка про вино?
Казик отрицательно замотал головой.
— Она говорила: «На адлігу вецер дзьме і робіць шкоду ў лесе, валіць дрэвы, аднак, унучак, віно яшчэ і не такія дубы валіць[68]». Понимаешь, к чему сказано?
Шыски кивнул. Якуб снова смерил слугу испытующим взглядом. Подходило время главных вопросов, тех, что как камешки в сапоге мешали молодому пану сосредоточиться на остальном, но Война начал издалека:
— Скажи, Казик, а что пан Свод также любит перед сном приложиться к бутыли? Шиски неопределённо повёл плечами:
— Ды не, пан Война...
— Но ведь, наверное, тебе уже приходилось по просьбе заможнага пана вечерком брать у отца ключ и бегать в погреб?
Казик сник и покраснел.
— Я сам, — понуро признался он, — бацька нічога не ведаў. Я проста бачыў, куды ён кладзе ключ. Ды к то ж, — вдруг оживился Шыски, — гэта усяго толькі два разы i было[69]...
— Бачыш, Казик, — уже без нажима, мягко попрекнул слугу пан, — я ужо даўно пра гэта ведаў, але цябе ніяк ні караў[70]. Ну, — видя полный раскаяния взляд, успокоил Шыского Якуб, — не переживай. Про то мне пан Свод сам рассказал. Мне ведь известна эта его маленькая слабость, впрочем, пан Ричмонд и сам этого не скрывает. Что тут такого, я тоже иногда могу себе позволить подогреть вином промёрзшую кровь. Когда это делается понемногу и нечасто, так это не грех. Ох, — наигранно вздохнул Война, — разговор-то сейчас не о том. Мы с паном Сводом много говорили о тебе, Казик...
Пра мяне...?
— Пра цябе. А как ты думал? У нас с паном Ричмондом, как и у всяких добрых приятелей, нет друг от друга никаких секретов. Мне даже известно, что пан Свод пообещал тебе за то, что ты станешь иногда оказывать ему услугу и втайне от твоего отца приносить из погребов вина. Вот давай проверим? Пан Свод пообещал тебе…, — Якуб сделал паузу, после которой Казику ничего не оставалось, как продолжить:
— …пан Рычманд..., паабяцаў мне навучыць біцца, як сапраўдны лыцар[71].
Война округлил глаза. Он ожидал от слуги какого угодно ответа, только не этого. Хитрый план, до этого времени действовавший безотказно, нужно было срочно править.
— Всё так, — продолжил Война, — ты не соврал. Я вот только одного понять не могу, зачем тебе это, Казик?
— А як жа, — снова оживился тот, — мне, як i любому трэба ўмець бараніць сваіх. Такое робіцца наўвокал[72]...
Якуб молчал. Глаза Казика Шыского были полны вдохновения и решимости. Не было никакого сомнения, он говорил то, что думал.