Свод

Войтешик Алексей Викентьевич

Война опустил голову:

— Чёрт, — по-английски выругался он, — как больно. Кажется, что болит вся рука, даже плечо ноет.

— Он …серьёзно вас рубанул, Якуб, — участливо ответил Свод. Старая леди недовольна, ей не нравится состояние вашей руки…

— Она знает своё дело, — тихо радуясь тому, что начался-таки разговор, охотно продолжил Война, — если переиначить одну нашу поговорку, то получится: «пока под венец, ране будет конец». Эти старые и умелые руки и не таких выхаживали…

— Сядзі, пан, не круціся, — сухо, не в такт добрым словам пана одёрнула его Климиха, — дакруціўся ўжо. Казала я табе, пане,

чорны ён чалавек. Вунь колькі няшчасця і ты з-за яго маеш. Ды яшчэ ці ўсё? Як бач, з’явіцца і новае ліха[vi]...

— О чём это она? — спросил Свод. — Чувствую, меня недобрым именем вспоминает?

— Так и есть, — подтвердил Война. — Говорит, что от вас одни несчастья.

— Что же, — горько согласился Ричи, — она права, Якуб. Такова уж моя судьба. Знаете, как бы это сказать, …когда яблоня растёт на поросшей хреном поляне, она и сама кривая вырастает, и яблоки у неё горчат. Может быть, из моих уст это прозвучит как-то не так, но, поверьте, Война, я с детства мало видел добра. Я имею ввиду то, что здесь называете добром вы. Конечно, у меня не было достаточно времени для того, чтобы как следует всё понять, но и того, что я узнал, достаточно.

Странное дело, но я вижу существенную разницу между рисуемым святошами добром и тем, что понимают под этим здесь. Я никогда не верил епископам. Все они трусы и перед страхом видимой смертельной угрозы практически всегда готовы были отказаться от своего бога и предать его. К слову сказать, те, кто не отказывались, а служили ему бездумно и фанатично, не далеко ушли от первых. Зачем жить, когда служишь богу, как тупая скотина…?

Свод глубоко вздохнул:

— Жаль, Якуб, очень жаль, что к тому времени, когда я стал смотреть на жизнь другими глазами, дно моего корабля уже так обросло ракушками и прочей морской дрянью так, что как бы я не старался, меня всё равно тянет вниз.

Свод заметил кривую улыбку Войны:

— Вы смеётесь, — продолжил он, — не верите мне. Думаете, что я попросту выкручиваюсь какими-то правильными словами, полными покаяния. Нет. Сколько бы я ни каялся, ни один из священников не отпустит всех моих грехов. Знаете, а ведь я даже как-то подрался из-за этого с одним рыбаком на Крите. Смешно, но я спьяну стал доказывать ему, что есть что-то странное в том, что священники именно «отпускают» грехи. На самом деле, задумайтесь, они их не стирают и не уничтожают, а только отпускают. В лучшем случае замаливают. «А раз так, — рассудил я тогда вслух, — отпущенные от одного грешника, они, словно колючки придорожного репейника тут же цепляются за другого, и уж тому-то приходится совсем туго. Стало быть, заурядное отпущение грехов каким-нибудь ксендзом, не что иное, как перебрасывание грязного белья из одной кучи в другую».

Я тогда был очень пьян. Должен признаться, что тот рыбак сильно намял мне бока за богохульство. Уф! — Снова вздохнул Свод. — Сколько же всего недоброго за свою жизнь я сделал или сказал? Вовек не отмыться.

Хм. Взять хотя бы сегодняшний случай. Ведь самое худшее, это то, что из-за меня пострадаете вы и Михалина. Вам-то, уж простите, мой друг, к этому не привыкать, а вот как быть с ней? Я бы очень не хотел, чтобы она …из-за меня. Поверьте, сейчас я искренен, как никогда. Это впервые происходит со мной, чтобы женщина бежала полураздетой по холоду только для того, чтобы закрыть меня собой от опасности…! Как

знать, Война, возможно, это последняя чаша. Так должно было случиться и, похоже, что в этот раз мне придётся-таки покориться судьбе…

— Лапоча і лапоча..., — недовольно вставила клин в философские суждения Свода Климиха, — хоць бы што талковае казаў. Відаць, не вельмі і турбуецца аб тым, што хлапца забіў[vii].

Якуб внимательно посмотрел на старуху, сосредоточенно засыпающей в этот момент какой-то травяной мукой его рану.

— У меня есть к вам предложение, Свод, — задумчиво произнёс молодой пан. — настоятельно вам советую к нему прислушаться, слышите? Сейчас эта, как вы там говорите: «старая леди» закончит меня чинить, вы соберётесь, предупредите свою паненку и, как только стемнеет, незаметно уйдёте в сельцо, к Климихе.

Живёт она одна, на отшибе. Мне кажется, для вас это самое лучшее, отсидеться у неё. Вечереет, пан судья появится никак не раньше завтрашнего утра, ведь один, без жолнеров он не рискнёт отправляться в путь, на ночь глядя. Куда ему спешить? Патковского ведь не воскресишь, прости господи.

Я скажу, что вы сбежали и, между прочим, обсужу с паном Кернажицким что, исходя из всей нашей ситуации, вам грозит. Причём постараюсь узнать о последствиях и в случае вашего бегства, и в случае, если вы вдруг найдётесь. Как я понял пан Кернажицкий, умеет договориться с законом, если его пояс начинает ощутимо тяжелеть…

[i] Привет, дубина!

[ii] — …на саблю, защищайся!(бел.)

[iii] — Совсем уже девка стыд потеряла(бел.)

[iv] Перуница — героиня Славянской мифологии, иногда упоминается как сестра Перуна, иногда как жена, сходная с ним в своих природных проявлениях.

[v] — Что же это делать, а? Его же надо нести в дом, звать старосту. Панна…, панночка, люди, помогите… (бел.)

[vi] — Сиди, пан, не вертись, довертелся уже. Говорила я тебе, пан, черный он человек. Вон сколько несчастий и ты из-за него имеешь. Да ещё все ли? Вот увидишь, появится и новое лихо… (бел).

[vii] — Болтает и болтает…, хоть бы что-нибудь толковое говорил. Видно не очень-то и переживает, что парня убил (бел.).

ЧАСТЬ 2 ГЛАВА 12

ГЛАВА 12

Война всё рассчитал правильно. Конечно, не скажешь того, что Климиха была счастлива, навязанными ей постояльцами, однако спорить с паном она не стала, помня добро панского рода по отношению к ней и её родственникам. Ближе к ночи она ушла, а чуть позже, незаметно, замок покинули и Свод с Михалиной.

Война почти не спал. Боль, пульсирующая в его руке, гнала сон, а тяжёлые мысли, воспользовавшись моментом, полностью заняли его голову. Больше всего Якуба расстраивало то, что последние события могли в корне сломать его планы относительно женитьбы. И без того неблизкое время, на которое прицеливались он и Сусанна, будто по чьему-то злому умыслу, специально отодвигалось всё дальше и дальше. К тому же, кто знает, как теперь ко всему этому станет относиться ранее весьма лояльно настроенная по отношению к намерениям Якуба панна Ядвига?