Сводные. Дилогия
Шрифт:
— Что ты делать-то будешь, Кай? За произвол Маяк тебя сам потом ментам сдаст!
— Я просто еще раз выиграю. И тогда не сдаст.
— Зачем тебе это все, Кай? — испуганно шепчет Лука и чуть не ныряет под руль, когда Марк Бестужев проходит совсем близко от нашей машины. Как будто сын когда-то влиятельного политика просто взглянет в нашу сторону и сразу определит, что мы замышляем. — Зачем играть с судьбой? Повезло ведь недавно, целым ушел, а сейчас? Думаешь, так же подфартит? Или думаешь, Дмитриев тебя каждый
— Не хочешь помогать или боишься, не держу.
Выхожу из машины, хлопнув дверью.
Угонять машину с парковки клуба я не собирался. Только хотел проверить как она реагирует на мой поддельный пульт.
Но явление балеринки спутало все мои планы. Я теперь смотрю на желтый бок Феррари, а вижу только Юлю и ее короткое платье.
Куда смотрел отец, когда ее из дома выпустил в таком виде?
Да и плевать!
У нее своя голова на плечах. Убежала же из моей спальни? Ну вот пусть дальше сама и разбирается. А рано или поздно окажется под тем, кому не сможет отказать.
Просто, видимо, это не я.
А везучий прыгун Розенберг.
Недаром же он презервативами затарился по самое не могу.
А мы как были, так и остались из разных миров. Пусть наши жизнь пересеклись, но это ненадолго. Поддерживать видимые братские теплые отношения я не собираюсь.
Я хочу ее до одури, и это совсем не то, что должен испытывать мнимый старший брат к сводной сестренке. Не об этом надо думать за семейными ужинами и не о том, как она в душ бегает рано утром, когда думает, что все еще спят. Как низко на ней сидят ее пижамные штаны, которые она стала носить после той ночи, когда она варит себе кофе в шесть тридцать утра перед тем, как убежать на репетиции.
Мне остается только подглядывать. Только смотреть на то, что я никогда не смогу получить.
А вот Феррари смогу.
Обхватываю пальцами пульт в кармане. Если сигнализация не сработает, это еще полбеды. Худшее, что может случиться, это если система заподозрит, что это взлом и завопит об этом на всю Ивановскую.
Нажимаю на кнопку.
— Ты чего, дура, творишь?!
Разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов. Розенберг орет на какую-то другую балерину, а моя висит на нем жалкой тряпочкой. Даже в свете фонарей видно, как ей плохо.
— Она ж не ела с утра ничего! Куда ты в нее двести грамм виски вливаешь сразу!
— Да я ж не знала, Яков!
Срываюсь с места, перепрыгивая через тачку Луки, потому что нет времени ее обходить.
— Кай, садись! Сигнализация сработала! Тут сейчас полно ментов же будет!
Оглядываюсь на Феррари, а та орет истошным голосом и мигает фарами, как дама в беде. Худший сценарий сработал. Кто бы сомневался.
— Не могу.
— С дуба рухнул?! Как знаешь, а мне лишние приводы ни к чему.
Лука буксует, отдает задний ход, пользуясь
— Юль, Юль! Ты меня слышишь?!
Отпихиваю Розенберга в сторону и ловлю обеими руками балеринку. Как можно было так быстро нажраться?!
А хотя, чему я удивляюсь. В ней весу-то совсем нет. А с непривычки да на голодный желудок. Неудивительно.
— Какого черта, Яков! — ору на Розенберга.
— Кай, ты откуда? Епт, да я не виноват! Я позже пришел. Это ее подружки вместо сока подсунули, ну она и хлебнула от души чистого.
— Кай? — едва слышно шепчет балеринка. — Это ты?
Вокруг нарастает шум. На звук Ферарри выбегает ее хозяин, пытается открыть машину, но та из-за моих проделок заблокирована. Бестужева окружают прибывшие полицейские.
— Руки вверх!
— Эй? — хмурится Марк Бестужев. — Это моя машина!
— Все так говорят. В участок и разберемся.
— Марк, что здесь происходит? — вмешивается еще один мужчина.
— Ничего такого, Воронцов! Просто меня арестовывают за взлом собственной машины! — хохочет Бестужев. — Ну едем или нет?
Сбитый с толку лейтенантишка выдыхает при виде капитана Морозова. Вот только его не хватало!
Подхватываю балерину на руки, набросив ей на плечи собственную куртку, и говорю Розенбергу:
— Говорить буду я, ты молчишь.
— Мне так плохо, — шепчет Юля. — Я сейчас…
— Я знаю. Ты главное не парься, все нормально.
— Кай…
— Вот так встреча, — раздается громогласное, и я каменею.
— Капитан Морозов? Не могу остаться поболтать, у меня тут сестра перебрала.
— Да уж, конечно. Так я и поверил. Снова ты, Гронский. И снова на месте предполагаемого угона.
— Какого угона? Я приехал за сестрой.
— Быстро же ты стал примерным старшим братом.
— Можно мы поедем?
— Сначала я задам несколько вопросов.
— Кай… — как-то странно булькает Юля.
Морозов подходит еще ближе, пристально вглядываясь в мои зрачки.
И тут Юля сгибается пополам. Содержимое ее желудка выплескивается прямо на его начищенные ботинки.
Так держать, сестренка.
Морозов поднимает на меня перекошенное от гнева лицо. Рядом подозрительно сопит Розенберг, и Морозов делает предусмотрительный шаг в сторону.
— А я ведь говорил, что ей реально плохо, капитан. Так что, мы едем или набрать ее отца и предупредить, что Юля проведет ночь в участке в таком состоянии?
— Прав у тебя нет.
— Мы на такси.
— Учти, что в твое перевоспитание я не верю, — цедит Морозов.
Я и сам не верю.
Морозов направляется обратно к Бестужеву. А Розенберг рядом сплевывает куда-то за спину и говорит: