Сводные. Личный враг
Шрифт:
Года через два у нас с братом появилась общая тайна – я узнала, что Ромка занимается боями без правил, и сразу заявила, что сдам его родителям. Но не сдала. Потому что не ябеда. Что не мешало мне брата шантажировать по мелочи – например, заставить его выносить мусор, когда была моя очередь.
… Выйдя из ванной я отправилась на кухню – манил запах блинчиков. Этот уже тут – сидит, жрет. Немного тормознула – он голый по пояс, что вызывает во мне ту самую молнию желания, и ноющую тяжесть между ног. Опять трусы менять…
– Э, Громов, не съедай все! – крикнула я, и придвину тарелку с блинами к себе. Сделала я это специально – что бы приблизиться, и уловить тот
Трусам хана.
– И че ты по квартире голый расхаживаешь? – добавила я, презрительно скривившись.
Так то, я не возражаю. Обожаю смотреть на Ромкино тело. И ненавижу его за это!
РОМКА
– В каком месте я голый, Громова? Я в штанах!
С Ликой надо всегда быть начеку. Вот и сейчас злость в ее глазах сменилась шкодливыми чертиками. Среагировал я вовремя – резко отодвинулся. Ибо эта сучка разлила чай – будто случайно, и если бы я не отстранился, получил бы кипятком в живот.
– Мам, дай тряпку! – говорит эта стервоза как ни в чем небывала.
– Косорукая! – подыгрываю я ей.
– Господи! – в сердцах говорит мама, бросая на стол полотенце – И когда же вы уже перестанете ненавидеть друг друга?
Мама ошибается – это не ненависть. Это – любовь.
Глава вторая
РОМКА
Лика делает новый чай, и со словами "Подвинься, дебил!"– перелезает через мои ноги к окну. Места за столом предостаточно, но сестре нужно перебраться через меня. Я слегка отодвигаюсь, она садиться рядом, и смотрит на мои шорты. Хмуриться – ни чего у меня на ее прижимания не шевельнулось, сижу себе, ем спокойно.
– Мам, а ты чего не работе? – спрашивает мелкая.
– В ночь! – коротко отвечает мама, которая все еще сердится.
Я усмехаюсь, и торжествующе смотрю на Лику. Мамы не будет, отец в командировке, и мы с сестрицей на всю ночь одни. Но она отвечает ехидным взглядом, чем сбивает мой злорадный настрой. Что задумала? Магду позовет ночевать?
… Когда мне сказали, что у меня появилась сестренка, которую скоро привезут, я растерялся – не знал, хорошо это, или не очень. А когда Лика приехала, я решил – хорошо! Потому что сестренка мне понравилась. И я, улыбаясь как дебил, принялся показывать ей свои игрушки, пока не получил по лбу. И заплакал – не от боли, а от неожиданности. Мама сказала, что бить девочек нельзя, и что бы я постарался с Ликой подружиться. Но вскоре я понял – что бы подружиться с сестрой, нужно получить ее одобрение и уважение. А для этого надо уметь постоять за себя, и не быть плаксой и ябедой. И я стал давать сдачи. И все наладилось. Лика продолжала иногда, исподтишка, пока родители не видят, отвешивать тумаки, получала в ответ, и мы мирно расходились. Став постарше, я перестал давать сдачи – девочек не бьют! – а стал Лику зажимать и удерживать, чем доводил до слез – она хотела быть сильной и главной.
И при этом, сестра совсем меня не ненавидела – так, драками, она отстаивала свое лидерство. Я же часто на Лику злился, но еще чаще жалел. Особенно, когда она расстраивалась. Тогда сестра оставалась в своей комнате, где садилась на пол в углу, и зыркала на всех, кто пытался ее оттуда вытащить, как загнанный зверек. Родители даже водили Лику, из-за такого поведения, к психологу. В остальном же сестра была нормальной – родителей любила, с другими детьми, особенно с Магдой, дружила. Воевала она только со мной.
Родители очень хотели, что бы у нас с Ликой были "братско-сестринские" отношения. Даже в школу мы пошли в один
Все изменилось, когда однажды я повалил Лику на кровать, и у меня встал. Я впал в панику, и убежал в свою комнату, а сестра, затем, стала меня провоцировать – пыталась прижиматься. Вот тогда мы и вспомнили, что не родные. Что мы просто парень и девушка, которые живут в одной квартире, нравятся друг другу, и вынуждены это скрывать. С вожделением я справился, Лика перестала провоцировать, и все стало как прежде. Правда, она не давала мне ни с кем встречаться – вредила мои девчонкам и портила свидания. И я Лике тоже портил, и бил морды ее ухажерам, но вовсе не в отместку – я не мог вынести даже мысли, что моя "сестренка" будет с кем-то другим…
Потом Лике пришла в голову идея свести меня с Магдой.
– Ты ей нравишься! – сообщила она. Я не собирался мутить с Ликиной подругой, но спорить не стал – хотел проверить, будет ли "сестра" ревновать. Но, Магда инициативу не проявляла, я тоже – эта Ликина идея забылась.
Так мы и жили, пока не случилась Ликина днюха, (и родители как раз в отъезде) на которую я опоздал. Опоздал по причине, которую никому знать не надо – у меня был бой, деньги за который уже получены, и истрачены – на подарок Лике. Она хотела новый айфон – и получила. Родители подарили ей курс английского языка – вот надо он Лике? Про желание сменить телефон они знали, но не одобряли такое расточительство. Пришлось мне, в тайне от мамы и отца. Лика тоже не знала, как я заработал на подарок – была бы против.
Когда я вернулся домой, праздник был в разгаре. Но я сильно устал, и вообще. Болело все. Немножко посидев, пошел спать. А утром, выйдя из своей комнаты, столкнулся с Ликой в коридоре, когда она шла из ванной. Наверное, она думала, что меня дома нет, или хмель еще не выветрился из ее головы, или же была так занята разговором по мобильнику, что не обратила внимание на свой распахнутый халат, под которым ничего не было. Мы с ней пялились друг на друга, и я не мог оторвать взгляда от ее обнаженного тела – от пышных – не маленьких! – упругих сисек, с вишневыми сосками ягодками, которые под моим взглядом – вот прямо на глазах – потемнели, затвердели, и задрались вверх; от нежного животика, поблескивающего влагой после душа, и гладким, волнительно-манящим лобком. Оказывается, Лика брила ТАМ полностью. И благодаря тому, что никакие заросли не мешали, я смог разглядеть и ее нижние губки… Я был в одних трусах, поэтому Лика сначала пялилась на мое тело (хотя много раз видела меня полуголым, и совершенно не обращала на это внимания), а потом уставилась на член, который вздыбился вверх, и, казалось, сейчас протаранит ткань трусов.
Она очнулась первая, запахнула халат, и шарахнулась прочь. А я забыл куда шел, и вернулся в комнату. Но, передумал, и оправился к Лике.
Она как раз одевалась, и успела напялить кружевные трусики. Больше на на ней ничего не было, и я смотрел, как подрагивают его груди, пока она, наклонившись, роется в шкафу. Лика замерла выпрямилась, и повернулась ко мне, не прикрываясь. Я не знал, как она отреагирует – может заорет, а родители дома – но, пребывая в каком-то жарком тумане, и еле двигаясь от вяжущей тупой боли в паху, я шагнул к Лике, и взяв ее лицо в ладони, впился в сладостные пухлые губы… Лика не сопротивлялась – она ответила на поцелуй, мои рука скользнула ниже, и накрыла ладонью упругий холмик ее груди, пропустив сосок между пальцами. Лика застонала, обхватила меня руками, и принялась лихорадочно гладить, слегка царапаясь.