Сводные
Шрифт:
— Совсем сдурела?
— Ну ты же куришь.
— Так я и не вращаюсь на сцене, как юла. Не тренируюсь по шесть часов в день. Я угоняю машины и часами торчу на улице, конечно, я курю.
— Пожалуйста. Я хочу попробовать. Не дашь ты, я попрошу Розенберга.
— Если он даст тебе сигареты, я его закопаю.
— Он даст мне все, что я попрошу, Кай. Он влюблен в меня с раннего детства и уверен, что мы когда-нибудь поженимся.
Кай моментально потащил меня к себе, где опять морозильник и все окна нараспашку. Я в тонкой пижаме, под которой у меня ничего нет, так что
— Уже не такая смелая? — приподнимает одну бровь Кай.
— Как можно жить в таком дубаке! Просто дай мне что-нибудь одеть. И нет, я не передумала.
Он достает из шкафа клетчатую фланелевую рубашку. Она безразмерная и повисает на мне, так что приходится закатать рукава, но зато очень теплая.
— Лови еще носки.
Кай кидает мне в руки розовые мохнатые, явно девчачьи носки, и у меня перед глазами темнеет.
— Они чьи вообще?
Кай смеется, глядя на меня, забирает у меня носки и садится передо мной на пол.
— Теперь твои. Дай мне ногу.
— Не надо мне врать! У меня таких носков нет. Какая девка их у тебя забыла?
— Эта девка даже требовала у меня за них деньги, представляешь? Дай мне свои ледяные пятки и хватит вырываться. Я купил их в магазине. Для тебя.
Я замираю, пока он, сидя на полу, натягивает сначала один носок, а потом и второй.
— Как это для меня?
— Я запомнил, какие ледяные у тебя были ноги в тот раз, когда ты пришла ко мне. Скажем так, я просто подготовился на будущее.
— Я думала, что парни покупают презервативы, когда готовятся к совместной ночи. Но никак не теплые носки.
— Презервативы я тоже взял. Это был очень странный набор. Сигареты, презервативы и носки.
Прыскаю, пока Кай снова переводит взгляд на мои ноги и ведет обеими руками по щиколоткам.
— Я надеялся, что ты придешь опять. Видишь, так и случилось. Ты снова здесь. Мы опять одни. И носки пригодились.
— А теперь научи меня курить.
Он закатывает глаза и матерится сквозь зубы.
— Ну что за ерунда, Юль? Зачем тебе это?
— Говорят, курение помогает расслабиться.
— А еще помогает заработать рак легких. От чего ты собралась расслабляться? Что такого тебе сказал отец?
В носу опять щиплет, и я всхлипываю.
— Сегодня воскресенье, Кай.
— И что?
Опускаюсь к нему на пол.
На мне слишком много одежды, и я хотела бы опять ощутить прикосновение кожи к коже, но, пожалуй, в моей комнате, где значительно теплее. А здесь буду довольствоваться рубашкой, пижамой и носками.
Сажусь к нему на колени, обхватывая бедрами торс, а руками обвиваю шею. Лбом касаюсь плеча и начинаю говорить:
— Папа всегда очень много работал. На неделе мы виделись с ним только по вечерам, но и то недолго, поэтому, когда я еще была маленькая, он установил железное правило — воскресенье только для нас двоих. А сегодня он ушел. Опять.
Всхлипываю, пока Кай медленно ведет рукой по моим волосам.
— У нас были традиции, которые мы не нарушали годами. Я не думала, что меня это так сильно заденет. А он сказал, что теперь все будет по-другому, у нас теперь есть ты
Мышцы Кая каменеют под моими руками.
— Я решил, ты разозлилась из-за того, что не можешь рассказать им про своего нового парня, — говорит он.
Голос звучит глухо, невесело, хотя Кай опять пытается меня развеселить.
— Он сразу захочет познакомиться с моим парнем, Кай. Он всегда просил быть меня честной, но ложь меня не задевает. И знаешь, почему?
Отстраняюсь, глядя в его чистые стальные глаза.
— А потому что он и сам не до конца честен с Оксаной. Так что пусть не требует от меня правды. Раньше, по воскресеньям, вечером мы всегда навещали бабушку. А сейчас мы не были у нее уже три недели. С тех самых пор как мой отец предложил вам с матерью переехать к нам! Каждое воскресенье у него находится новая отговорка, чтобы не ехать туда. Сначала организация переезда, потом помощь с мебелью. Сегодня я сказала, что очень скучаю по бабушке, а он на этот раз стал говорить об изоляции и мерах предосторожности, о тяжелой эпидемиологической обстановке и что бабушку нужно беречь и нельзя сейчас приезжать к ней. Но пандемия не останавливала его раньше!
Кай молчал какое-то время, а потом сказал:
— Давай съездим к ней сами. Хочешь?
Глава 26
До Каннельярви мы добираемся на электричке. Вагон полупустой, и до самого поселка мы только и делаем, что целуемся. Никто из наших случайных попутчиков не знает, кто мы друг другу. Это свобода, которой так не хватает дома, в Академии, при встречах с моими друзьями. Свобода пьянит и окрыляет.
Сначала я стесняюсь, но потом теряю голову и смелее отвечаю на его поцелуи. И хочется, чтобы дорога не кончалась. Увозила нас все дальше, а Кай не убирал руку с моего колена.
Раньше я никогда не добиралась до поселка сама, только с отцом на машине. После его отказов поехать к бабушке я говорила ему, что могу поехать сама, но отец запретил ездить так далеко одной, а еще постоянно обещал, что скоро мы поедем все вместе. Но этого так и не произошло.
Отец просил Кая приглядеть за мной, и Кай сейчас рядом. Наверное, этого будет достаточно для отца, но лучше бы он так и не узнал об этой поездке.
На станции сверяемся с графиком обратных поездов. Времени в обрез. Веду Кая мимо домов, показываю озеро и лес. Здесь прошло мое детство. К бабушке отец привозил меня на лето и на новогодние праздники, пока сам работал.
— Бабуль!
Я вижу ее издали и срываюсь с места. Отворив калитку, тут же бросаюсь в ее объятия. Ко мне с радостным лаем летит Ковбой, бабушкина овчарка. Бабушка вдруг роняет корзину, и яблоки рассыпаются по земле. Ковбой тут же начинает ловить и подбрасывать их, как красно-желтые мячики. Надкусывает, выплевывает, берет другое.
— Ах ты шельма, попортишь же яблоки! — причитает бабушка. — Ох. Спасибо, молодой человек.
Кай перехватывает Ковбоя за ошейник, пока я собираю яблоки обратно в корзинку.