Сводный босс
Шрифт:
Обхватываю её затылок и подтаскиваю к своему лицу, вдыхая запах.
— Нравится, когда я трахаю тебя, дрянь?
И сейчас эта грубость даже не моя сексуальная причуда. Потому что она и есть дрянь, потому что вертит мной, как хочет. Потому что, когда всё закончится, совесть убьёт меня. Потому что сделала меня слабаком.
— Нравится.
Моргает и облизывает губы.
— По-русски скажи, — требую, стискивая её волосы.
Теперь меня ещё и русская речь вставляет. Что следующее? Попросить у Путина российское гражданство?
— Nravitsya, — повторяет матрёшка, и это
Стоны и хрипы подо мной становятся громче и отчаяннее, матрёшка рвёт мою спину когтями в кровавые лоскуты, пока принимает каждый свирепый толчок в себя.
— Ещё, Гас. Ещё.
Я чувствую приближение скорого финала, по позвоночнику бежит расплавленная лава, в голове шумит, и член ломит от напряжения.
— Гас, — хнычет Сла-ва, обхватывая ладонями моё лицо, — я сейчас.
В этот момент я вижу матрёшку без купюр, её лицо беззащитное и невыносимо прекрасное, припухшие искусанные губы и сумасшедшие глаза. Желание поцеловать матрёшку невыносимо, а так как я официально признал себя слабаком, то прижимаюсь к ней губами и вбираю в себя её стоны. Внезапно всего становится слишком много: её запаха, сводящих с ума криков и влажной пульсации, и я начинаю кончать. Зажмурив глаза, извергаюсь внутри неё с глухим стоном, но мне мало. Вытаскиваю член, оставляя порцию для её раскрытой розовой плоти. Хочу видеть, как это будет на ней смотреться. Вожу по набухшему клитору, сцеживая на него всё до последней капли, до эйфорической комы, наслаждаясь тем, как вздрагивает матрёшка. А смотрится идеально, сделал бы фото и поставил обои на рабочий стол.
Тяжело дыша, закрываю глаза и жду, когда младший скажет: «намасте» и уйдёт в расслабляющую медитацию. Хер там. Он, как не убиваемый Логан-Росомаха, приняв в башку дюжину пуль, ухмыльнулся и остался стоять. А может, это мой мозг понимает, что у нас всего одна ночь, и хочет растянуть её в вечность?
Загоняю член в матрёшку снова, она хнычет и распахивает глаза.
— Ты ведь знаешь, что у тебя проблемы с головой, Гас?
— Ты моя проблема, — признаюсь. — И я собираюсь вытрахать тебя из своей головы.
Сгребаю её со столика и несу в кровать. Она не сопротивляется, обхватывает руками мою шею и жадно гладит её языком. Кладу матрёшку на постель и отстраняюсь, не удержавшись от того, чтобы ещё раз рассмотреть её наготу. До боли красивая, отравленная нимфа с разметавшимися по одеялу волосами и грешными ногами.
— Освободи меня, матрёшка, — глухо хриплю, вбирая глазами совершенство её тела.
Она закрывает глаза, бормоча по-русски что-то вроде: «Hren tebe», и широко раздвигает ноги. Чёртов криптонит для моего каменного криптонца. Пропускаю через пальцы твёрдые соски, вытягивая из неё отрывистые стоны, спускаюсь ниже и сосредоточиваюсь на клиторе, выводя на нём круги большим пальцем.
— Хочешь ещё кончить?
Матрёшка кивает и приподнимает бёдра, подаваясь мне
— Не слышу, Сла-ва.
Кусая губы, вращает бёдрами, потираясь о мои пальцы, вызывая у младшего своей бесстыдной жадностью эректильный экстаз.
— Хочу.
— Скажи: «Хочу твой член, Гас».
— Хочу твой член, Гас, — сладким бумерангом летит мне в уши.
Это выше моих сил. Убираю руку и командую:
— Вставай на четвереньки.
Сощурив глаза, матрёшка с грацией, присущей всему семейству кошачьих, разворачивается ко мне спиной, прогибается в пояснице и выпячивает задницу, формируя идеальной формы валентинку. Сглатываю и молюсь Эректосу о выдержке. Чёрт, не дай мне кончить раньше времени.
Обхватываю её бёдра и дёргаю к краю кровати:
— Ноги шире.
Матрёшка слушается беспрекословно, отворяя врата мне в рай. Утыкаюсь младшим между розовых лепестков и несдержанно врезаюсь в неё до основания, кайфуя от её хриплого «ах». Блядь, хочу жить в ней и умереть. Сгребая её распущенные волосы, осуществляю давнюю мечту, наматываю на кулак. Обернулись два раза, как я и думал.
Оттягивая её голову назад, полностью выхожу из неё и вновь скольжу внутрь до упора. Повторяю это снова. И снова. И снова, пока искры не начинают сыпаться из глаз, а от матрёшкиных криков не закладывает уши. Я не собираюсь сдерживаться. Не сегодня, и только не с ней.
Опускаю звонкий шлепок на её округлую ягодицу и тяну волосы сильнее.
— Трахни меня, стерва.
Матрёшке дважды повторять не нужно. Опускаю глаза вниз, наблюдая, как от её ритмичных движений бёдрами, розовая плоть скользит по моей длине, вбирая в себя и выпуская под аккомпанемент умопомрачительного влажного звука.
— Какая же ты шлюха, Сла-ва, — хриплю не в силах оторваться от самого потрясного порно в моей жизни.
— Развратная блядь.
— Тебе же нравится, — усмехается кошка, оглядываясь через плечо.
Сводящая с ума дрянь. Русская ядерная боеголовка. Тяну за волосы, отрывая её руки от кровати, впечатывая к себе спиной.
— Ты трахалась с ним? — рычу ей в ухо.
— Скажи правду, Сла-ва.
Я даже не знаю, для чего спрашиваю это. Наверное, хочу, чтобы ответила «да», чтобы разочароваться в ней, и меня отпустило.
— Какая тебе разница, Гас? — шипит Сла-ва, опаляя тяжёлым дыханием мою щёку.
— Я же не спрашиваю, с кем ты трахался всё это время.
Я нелогично зверею оттого, что она не говорит «нет».
— У меня ни на кого не стоит из-за тебя, стерва, — признание слетает с моих губ гневным рявканьем. Отпускаю её волосы и наваливаюсь на неё сверху, впечатывая в матрас. Вдалбливаю в матрёшку член так жёстко, что самому становится больно, и как одержимый, повторяю:
– Будь, блядь, проклят день, когда ты приехала. Будь проклят.
И в эту секунду исчезает все вокруг, остаются подо мной только упругая кожа, стоны «Ещё», карамельный запах и разгульное пиршество внутри её тела. Я трахаю её час, два часа, три, умираю и возрождаюсь внутри неё , потому что не хочу, что бы это прекращалось. Потому что до ужаса страшно, что наступит отрезвляющее завтра, а я хочу нескончаемый «День Сурка».