Своей дорогой
Шрифт:
Такое дружелюбное отношение приятно тронуло робкого Дагоберта, и он еще усерднее принялся уверять, что чрезвычайно рад; и это продолжалось до тех пор, пока, наконец, не вмешался дядя в высшей степени немилостивым тоном:
— Мы и так слишком долго задерживали фрейлейн; пойдем, Дагоберт, а то еще, пожалуй, попадем в непрошенные гости во время встречи приезжающих.
Сойдя с лестницы, племянник позволил себе сделать замечание:
— Фрейлейн Фридберг — чрезвычайно любезная дама!
— Зато нервозная и сумасбродка, — проворчал Гагенбах. — Терпеть
На террасе они встретились с Рунеком. Доктор сдержанно поклонился и хотел пройти мимо, но инженер остановил его:
— Я только что был у вас на квартире, доктор; один из моих рабочих по собственной неосторожности получил травму во время взрыва. Насколько я могу судить, рана не опасна, но врачебная помощь все-таки нужна; я привез его с собой и оставил в больнице на ваше попечение.
— Сейчас пойду к нему, — ответил Гагенбах. — Вы идете в господский дом? Там сейчас ждут гостей из Ниццы и едва ли господин Дернбург…
— Знаю. Я именно поэтому и приехал из Радефельда. До свиданья, доктор! — Рунек пошел дальше.
Гагенбах посмотрел ему вслед, стукнул палкой о землю и вполголоса произнес:
— Это уж чересчур!
— Ты видел, дядя? Он во фраке, — заметил Дагоберт, — значит, его пригласили.
— Похоже на то! — сердито воскликнул доктор. — Пригласили для приема гостей, а ведь это чисто семейное дело! Чудеса в решете творятся нынче в Оденсберге!
— Весь Оденсберг уже говорит об этом, — тихо произнес Дагоберт, осторожно оглядываясь. — Все в один голос осуждают господина Дернбурга и сожалеют о его невероятной слабости к…
— Что ты-то знаешь об этом, мальчишка? В Оденсберге никогда не осуждают господина Дернбурга и не сожалеют о нем. Ему просто повинуются. Он всегда прекрасно знает, чего хочет, и теперь, конечно, знает; лишь бы его любимчику не вздумалось все перевернуть по-своему; он дорожит своим мнением не меньше, чем его воспитатель и учитель, а когда сталь попадает на кремень — сыплются искры. Однако отправляйся домой, а я пойду взглянуть на радефельдского рабочего. — И доктор направился к больнице, предоставив свободу племяннику, который был очень рад возможности избавиться от своего тирана-дядюшки.
5
Войдя в дом, Рунек столкнулся с фрейлейн Фридберг, спускавшейся с лестницы. И тут на его приветствие ответили не особенно предупредительно: Леони сделала три шага назад и бросила вокруг беспомощный взгляд. На губах молодого человека появилась насмешливая улыбка, и он с величайшей вежливостью осведомился, в кабинете ли господин Дернбург.
Ей не пришлось отвечать, так как в эту минуту дверь открылась, и сам Дернбург вышел в переднюю в сопровождении дочери.
Майя тотчас бросилась к Рунеку и поздоровалась с ним самым непринужденным, фамильярным тоном.
— Вот наконец и ты, Эгберт! Мы уже думали, что ты опоздаешь
— Меня случайно задержали, — ответил Эгберт. — Кроме того, мне пришлось ехать очень медленно, потому что я вез с собой раненого; иначе я давно был бы здесь.
Он подошел к Дернбургу и стал рассказывать ему о происшедшем, а Леони прошептала своей воспитаннице:
— Что за неприличная фамильярность, Майя! Ведь вы уже не ребенок! Сколько раз я просила вас помнить о своем возрасте и положении! Неужели мне придется прибегнуть к авторитету вашего отца?
Майя не слушала выговора, а с нетерпением ждала, пока Эгберт закончит свой доклад. Дернбург подробно расспросил о ране, которую получил рабочий, и остался очень доволен, услышав, что она не опасна и что доктор уже извещен о больном. Наконец Эгберт освободился и обратился к девушке:
— Вы слышали, фрейлейн Майя, я не виноват, что опоздал, и вы не должны сердиться на меня.
— Я буду очень сердиться, если ты упрямо будешь называть меня «фрейлейн» и говорить мне «вы»! Ты делал это все время при нашем последнем свидании, но я не потерплю этого, слышишь?
Она весьма выразительно топнула ножкой и сделала премиленькую гневную гримаску.
Гувернантка со страхом взглянула на хозяина дома; ему давно следовало вмешаться со своим авторитетным словом, так как ее влияния оказывалось недостаточно.
Однако Дернбург, по-видимому, ничуть не разделял ее негодования, а совершенно спокойно сказал:
— Уж если Майя так настаивает, видно, придется уступить ей, Эгберт. Ведь, собственно говоря, ты член нашей семьи.
Это разрешение показалось Леони таким чудовищным, что она осмелилась возразить.
— Господин Дернбург, мне кажется…
— Что вам угодно?
Это был простой, спокойно произнесенный вопрос, но гувернантка сию же минуту потеряла охоту продолжать свой протест и быстро прибавила:
— Мне кажется, на террасе следует поставить слугу, чтобы он известил нас, как только появится экипаж.
— Прекрасно, потрудитесь распорядиться, — сказал Дернбург, — а нам, я думаю, следует пока отправиться в комнаты, Эрих может и опоздать.
Он пошел в гостиную; Майя на ходу шаловливо повернула головку назад и воскликнула:
— Слышали, господин инженер? Высочайшие власти разрешают нам говорить мне «ты»! Ты послушаешься, Эгберт? Сию же минуту послушаешься?
В ее тоне и взгляде было такое восхитительное лукавство, что даже серьезный Эгберт шутливо поклонился.
— Если тебе так угодно!
Майя ликовала, как ребенок, радуясь, что переупрямила друга детства. Дернбург улыбнулся, взглянув на милое, светлое существо, шедшее рядом с ним; видно было, что Майя — его любимица.
Не больше чем через четверть часа пришло известие, что вдали показался экипаж. Большие входные двери были открыты настежь; в них стал Дернбург с сестрой, немного чопорной, но полной достоинства старушкой, а рядом Майя, полная радости и ожидания. Эгберт и Леони остались в гостиной.