Свои
Шрифт:
— Я и сам себе могу помочь.
— Не выегивайся, — одернул меня Наум. — Всем, кто начинает, нужна помощь. Раньше этим занимались родители, твоя мать чем занимается?
— Заколачивает и обшивает посылки на почте.
— В кино тебе мать вряд ли чем может помочь. И вообще, у Афанасия можно многому научиться, он очень интересный и загадочный тип советского «хомо сапиенс». Я бы сам с удовольствием у него поучился. Поступай.
— Чтобы поступить, мне нужен реферат.
— Нет проблем. Реферат я тебе надиктую за три вечера.
— Нужно придумать тему реферата, —
— А чего думать-то? Реферат будет называться «Герой в современной советской действительности». А в скобках — работа режиссера с актером. Все фильмы Афанасия о современности, будем в основном ссылаться на них.
— А не расценят это как грубую конъюнктуру?
— Конъюнктура негрубой не бывает.
Реферат я сдал в срок. За день до сдачи экзаменов мне передали, что меня хочет видеть Афанасий. Как и все студенты, я здоровался с ним в коридорах института, видел его изредка на партийных собраниях, но рассмотрел вблизи впервые. Афанасий хорошо пахнул. Я уловил запах крахмала, по-видимому от безупречной белой рубашки, незнакомого мне одеколона, не резкого, не отечественного. И костюм, хорошо сшитый, не очень модный — тогда входили в моду пиджаки с узкими лацканами, — галстук неброский, но дорогой — я уже научился отличать дорогие вещи от модно дешевых, в основном польских и венгерских. Поляки и венгры пытались делать вещи почти как в Европе, и это почти получалось для неискушенных. От моего учителя, Классика, ровесника Афанасия, пахло старостью и несвежим бельем — Актриса, вероятно, не очень следила за его бельем и одеждой. Почти всегда в джемперах, больше похожих на бабьи кофты, он уже не воспринимался нами как мужчина, так, нечто уже бесполое, исторический раритет.
Афанасий тоже меня рассматривал, не мельком, как я его, а спокойно, подробно, и я понял всю бессмысленность моих усилий выглядеть элегантно в моем стандартном финском костюме в полоску, венгерских ботинках и болгарском галстуке.
— А почему в реферате вы даже не упомянули работы своего мастера? — спросил Афанасий.
— Мой мастер не снимает фильмов о современности.
— Классика тоже может быть современной.
Наум предупреждал о тестировании. Учти, говорил он, Афанасий умен как бес, наблюдателен, чувствует маленькую фальшь. Он не любит Классика, но из корпоративных соображений никогда в этом не признается.
— Согласен с вами, — ответил я.
— Это же почетно — быть учеником Классика.
— Я не уверен, что Классик считает меня своим учеником.
— Не понял…
— Классик потерял ко мне интерес на первых курсах.
— Продолжайте.
— Я не показал мгновенных успехов.
— Вы считаете, что ваши успехи впереди? В чем? В преподавательской работе или в актерстве?
— Я еще не знаю. Может быть, даже в режиссуре, поэтому я и решил еще поучиться.
— Тогда вам надо поступать на режиссерский. Актеры Михалков, Губенко и другие пошли этим путем и стали очень даже неплохими режиссерами.
— Вполне возможно, я этот путь пройду в аспирантуре.
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы я стал вашим научным руководителем. Чему вы хотите у меня научиться?
— Работе
— Как жить? Это нечто оригинальное. Кто ваш отец?
— У меня нет отца. Он сбежал от моей матери еще до моего рождения.
— А чем занимается ваша матушка?
— Отправляет посылки на почте.
— Вы не москвич?
— Я псковской.
— Чем зарабатываете на жизнь?
— Грузчиком в магазине. Иногда подрабатываю как шофер.
— Сдавайте экзамены, — закончил разговор Афанасий.
Экзамены я сдал без проблем. На экзамене по специальности сидел второй педагог Афанасия, актер, снявшийся во всех фильмах Афанасия в неглавных ролях; критикесса, средних лет еврейка, она вела в институте семинар по современному фильму; проректор по научной работе.
Проректор спросил мое мнение — я уже сейчас не помню — о фильме какого-то среднего режиссера.
— У меня нет больше вопросов, — выслушав мой ответ, сказал проректор.
— У меня тоже, — поддержал проректора второй педагог Афанасия.
— А у меня есть, — сказала критикесса.
И в этот момент в аудиторию, где принимали экзамены, вошел Афанасий. Он поздоровался, подождал, пока поставят стул к столу, сел и сказал:
— Прошу прощения, у меня мало времени, но мне интересно познакомиться с нашей сменой. Итак…
— Умнов Петр Сергеевич, — представил меня второй педагог.
— Как же, как же. Мы знаем Петра Сергеевича и по учебе у нашего Классика. Я вчера спросил мнение Классика о Петре Сергеевиче. Очень, очень запомнился он Классику. И по партийной организации мы знаем о Петре Сергеевиче, и тоже положительно. И реферат замечательный. Я за то, чтобы Петр Сергеевич учился в аспирантуре на нашей кафедре. Если больше нет вопросов к Петру Сергеевичу… — Афанасий сделал небольшую паузу и закончил: — Приглашайте следующего. Встретимся в процессе учебы, — сказал мне Афанасий. Критикесса молчала.
После экзаменов я пригласил второго педагога в ресторан гостиницы «Турист». Заказал бутылку водки, селедку, солянки, бифштексы. Мы пили водку, второй педагог рассказывал смешные истории про Афанасия, про съемки. Я, как обычно, больше слушал, чем говорил, и думал о себе. Я мог повторить его судьбу: стать вторым педагогом при мастере, при каком-то маститом режиссере, сниматься в небольших ролях у своего мастера, рассматривая съемки как премиальные к своей работе в институте и бесплатный отдых на юге, съемки чаще вели в южных районах — это была гарантия большего количества солнечных дней.
Мое стремление в артисты — это осознанное и неосознанное желание как можно быстрее стать известным, зарабатывать деньги, а не получать ограниченную зарплату и двигаться по служебным ступеням, очень ограниченным: старший инженер, начальник участка, начальник цеха. Поработав на заводе, я понял, что вряд ли сделаю инженерную карьеру. Технически я оказался туповатым, это подтвердила и служба в армии. Наверное, я смог бы стать учителем истории или литературы, но в педагогические институты были большие конкурсы, и я вряд ли смог бы конкурировать со школьницами-отличницами.