Своими глазами
Шрифт:
— Ви мне все сердце… Ви мне надоель… Я через вас больница лежаль.
Тетя Катя приподнялась и начала махать на него газетой.
— Ви что делаете?
— Успокойтесь, товарищ уполномоченный. Давайте тихонько поговорим, послушаем, да и поймем.
Рахимов положил валидол под язык. Но тут в разговор ворвалась Настя.
— Это мира дело. Мы миром изберем. Народ…
Рахимов что-то возражал. А за ее спиной закипала междуусобица:
— Стыдно тебе, Киселева, с ними по городу ходить. Мы тебя порядочной считали.
— Да я уйду из ихней "двадцатки". Разве я хочу? Они
— Я тебя, Дуся, верующей считала, — убеждает Костина, — а ты о. Алексею такое слово сказала: "волк в овечьей шкуре".
— Аты не видела, как он здесь, в кабинете, вот спроси Рахимова, при нем было. О. Алексей снял башмак с ноги, мне под нос сует, пальцем по каблуку стучит, говорит: вот ты кто! Это священнику можно? Я тебя тоже хорошей считала.
— А я хорошая. Вот Наташу спроси. Она меня знает.
— Я думала — ты хорошая, — оборачивается Наташа, — а ты — первая сплетница!
— Чтоб у тебя язык отсох!
— Да замолчи! Врешь все! Врешь! Что с глупой бабой разговаривать! — Последние слова Шапоренко произнес, хлопнув дверью. Мария Петровна победоносно оглядела всех. Рахимов пришипился. Сидел красный, растерянный.
Насилие № 1
"Уполномоченный продолжает требовать, чтобы исполорган сдал дела и ключи людям, которых он (Рахимов) назначил в исполорган и ревкомиссию без ведома церковной "двадцатки". 29 октября 1974 года Шапоренко, Тихонов, Цапаева явились в контору храма в сопровождении представителя горисполкома Урунбаева (член комиссии по соблюдению законодательства о культах) и сообщили, что пришли по указанию горисполкома принять дела от исполнительного органа. Накануне Рахимов предупредил исполорган, что 29 октября в час дня исполорган должен сдать дела товарищу Шапоренко".
"1 ноября 1974 года Рахимов дважды приходил в церковь с требованием сдать дела назначенному им исполоргану. Снова ему ответили, что сдача может быть произведена только после снятия действующего исполоргана и законного избрания нового. Исполорган не принял во внимание угрозы Рахимова" [149] . 13 ноября 1974 года в храм явилась зам. председателя горисполкома (председатель комиссии по соблюдению законодательства о культах) в сопровождении Урунбаева и потребовала, чтобы Бущанова сдала дела. В тот же день Бущанова получила повестку из милиции и прокуратуры. Нам грозят лишением свободы [150] .
149
Жалоба Президиуму ВС СССР от 4 ноября 1974 г.
150
Жалоба исполоргана в Президиум ВС СССР от 15 ноября 1974 г.
Рахимов снова вызвал в среду. Когда вошли в кабинет, он беседовал с баптистским пресвитером. Увидев, сморщился, обхватил голову руками:
— Идут. Я их видеть не могу. Вы знаете, что они делают?
— Говорят, церковь закрыли?
—
— Адельгейма давно нет.
— Кто меня снял?
— Он вам хороший инстрюкций оставил. Мы знаем. Он тебя поставил. Тебя снимают. А ты не уходишь. Почему дела не сдаваете?
— Я снималь!
— Напишите. Вручите. Слово к делу не пришьешь. На словах — не закон.
— Закон, что дышел, куда поверну — туда вышел. Я сказал — это закон. Сдавай дела.
— Пусть у тебя язык отсохнет, — вставила Настя.
— Замолчите, невозможно работать, — кричит Рахимов, не зная, как избавиться от Насти.
— Что ты так за свое место держишься? — пронзительно покрывает голоса Туликова.
— Не за место, а за храм стою! — отвечает Бущанова.
— С тобой не сговоришь! Гляди на себя. Дрожишь вся.
— Я дрожу от того, что ты тут стоишь!
— Да хватит вам! Я милицию вызову, — выходит из себя Рахимов.
— Скорую помощь тебе надо, а не милицию.
— Ты посмотри на Марфу. Шестидесяти лет нет, а как ее трясет.
— Больной человек…
— Да нечистая сила ее трясет!
— Павел Константинович! Вы не спорьте с Рахимовым. Мне же все равно. Я спорить буду, а Вы соглашайтесь, — шепчет Бущанова Неделину.
В общем гаме все перестали обращать внимание на Рахимова и его спор с Настей. Они яростно переливают из пустого в порожнее. Наконец, Рахимов подымается с места. Рубашка на нем мокрая. Он брызжет слюной. В углах рта набилась белая пена. Он распахивает пиджак, выпячивает грудь и, навалившись на стол, кричит:
— Нате, разорвите уполномоченного на части!
Снова утро в кабинете Рахимова. Снова бестолковый, ни к чему не ведущий спор.
— Хватит трещать! — обрывает Шапоренко Настю. В кабинете Рахимова перед женщинами он самоуверен, как петух. — Ишь, зачесала языком, не уймешь, — широкая фигура Шапоренко надвинулась и словно погребла под собой Настю.
Распахнулась дверь. Стремительная Мария Петровна Шапоренко словно заполнила собой весь кабинет.
— А! Жених пришел. То-то я твой голос от угла улицы слышу. Ишь какой бойкий! — При ее появлении Шапоренко увял и даже как-то осунулся.
— Давно хотела Вас спросить, товарищ Рахимов. Когда Шапоренко ко мне сватался, он все хвастал, что по пятьсот рублей Вам взятки дает. Понес ему, говорит, как-то пятьдесят, так он чуть меня не посадил.
— Да ты обалдела, что ли? Ничего я не говорил.
— Ах ты, бесстыжие твои глаза, да как у тебя язык поворачивается?
— А кто мне говорил, сколько тысяч на книжку клал, о. Александру Бурдину машину купил, дом выстроил? А Рахимову, — говорит, — как приду, пятьсот рублей несу обязательно.
— Не сдам! — Тщедушная Бущанова, стоит, как скала.
— Ты бессовестная! Видите, видите, какой он наглый! Я ее срамлю, а она хоть бы что!
— Я плохого не делала. Мне стыдиться нечего.
— Вон отсюда! Не хочу с вами разговаривать.