Свой против своих
Шрифт:
Эпилог Октябрь, 2005
Приоткрыв дверь в кабинет Турецкого, Вячеслав Иванович остановился на пороге:
— Обедать идешь?
— Пойдем. Только подожди минутку — я допишу, немного осталось. Уже третью бумагу сегодня заканчиваю.
— Давай-давай.
Грязнов опустился на стул возле входа и терпеливо ждал, когда товарищ закончит писать. Однако слишком долго молчать балагуру вроде него трудно.
— Хочешь
Александр Борисович жестом дал понять: мол, помолчи, не сбивай с мысли. Наконец он дописал и, положив ручку, взглянул на Грязнова:
— Ну так что за анекдот с тремя письмами?
— Да. Оставил тот ему три письма и велел вскрывать их по одному после каждого поражения команды. В первом новый тренер прочитал совет валить вину за неудачу на предшественника. Во втором — обещать в ближайшее время хорошие результаты.
Вячеслав Иванович вдруг замолчал.
— Ну а в третьем что? — не выдержал Турецкий.
— А в третьем советовал самому садиться и писать три письма, — выпалил Грязнов и, довольный, захохотал.
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — беззлобно проворчал Александр Борисович. — Ты мне спасибо сказать должен за то, что я тут вас всех освободил от лишней писанины, тебя в том числе.
— Здрасте. Разве ты меня освободил? Я по-прежнему пишу отчеты.
— Сравнил: сколько тебе писать приходится и сколько мне.
— Большому кораблю большое плавание.
— Мне сейчас нужно процессуально закрепить признание Скворцовской в убийстве четырех лиц. Чтобы у суда уже никаких вопросов не было. Правильно, Слава, говорят: на всякого мудреца довольно простоты. Собачку-то она у Ветлугиной загодя попросила, для отвода глаз. Значит, убийство замышляла.
— М-да. Вот тебе и цаца холеная, — покачал головой Грязнов. — Казалось бы, чего этой сучке недоставало. Живет в Москве, работа — любому на зависть, отличная квартира, машина, то, се. Живи и радуйся. Нет же, мало ей денег, еще нужно украсть. Вот ведь ненасытная душонка. И что в итоге?
— Вся беда в том, что таких много. Нашла же она соратников — не в криминальной среде, не среди уголовников, побывавших на зоне. Нет — среди своих же финансистов. Интеллигентной на вид публики, людей с высшим образованием. Ну ладно Василий Загорских, которого я сегодня допрашивал. Дубина стоеросовая, хотя и с дипломом о верхнем образовании. Но эти-то — всякие альбицкие да коростылевы. Ведь
— Возможно, это самое страшное обстоятельство в деле.
— Наверное. Вдобавок у них появились такие же защитники. Уже поступают коллективные письма. Звонят какие-то депутаты, просят учесть особое положение то одного, то другого. Больше того — я узнал, что наши готовы внести в Нью-Йорке за Коростылева залог в полмиллиона долларов, чтобы ему изменили меру пресечения, выпустили из-под стражи.
От удивления Грязнов вытаращил глаза:
— На какие деньги хотят вызволять этого жулика?!
— Я скоро поеду в Министерство иностранных дел, разберусь, чья это инициатива, и устрою там дикий скандал.
Они пошли в столовую. За обедом Александр Борисович сказал:
— Как ни странно, это дело здорово выбило меня из колеи.
— Действительно странно, — подтвердил генерал. — Для тебя ведь оно прошло более или менее гладко. Как говорится, без единого выстрела.
— Более того, мне почти не приходилось вылезать из кабинета. А устал от него гораздо больше, чем, скажем, в Назрани, когда пришлось искать и выручать двоих заложников.
— Оно и понятно. Там все ясно: вот враги, их нужно поймать. А здесь обычные наши соотечественники, которые живут и работают рядом с нами. По одну сторону баррикад.
— Сегодня мне звонил Востриков, председатель правления «Сердца России». Интересовался, как идет следствие. Я обрисовал ему ситуацию в общих чертах, Богдан Кириллович сокрушался, говорил примерно такие же слова, что и ты.
— Что ж тут удивительного? Ты ведь тоже возмущен этой гнусной публикой.
— Безусловно. Но я, Слава, не столько возмущен, сколько поражен. Я понимаю, если бы это были явные маргиналы, бомжи, отпетые уголовники: морда в шрамах, татуировки с ног до головы, ночуют на чердаках или в подвалах. Нет, лощеные, модно одетые интеллигенты, начитанные и образованные, вдобавок очень даже состоятельные, донельзя избалованные комфортом. Но это опасные преступники. Что толкнуло их на скользкую дорожку, почему им тесно в рамках закона, почему они вдруг стали такими, потеряли человеческий облик? Можешь ты мне это объяснить?
— Для самого загадка, — сказал Грязнов.