Своя чужая жизнь
Шрифт:
– Я ничего не знаю о своей жене. Не знаю, откуда она родом, кто ее родители, как она оказалась одна ночью у дороги. Это неправильно! И несправедливо по отношению ко мне. Ты со мной согласна?
– Нет.
– Но почему?! – крикнул Вениамин.
– Ты ничего не знаешь о своих родителях, и это не мешает нам спокойно жить. Я же не прошу тебя их найти…
– Как ты можешь сравнивать? Меня просто выбросили, как ненужную вещь. Но у тебя же было совсем по-другому, ведь так?
– Что ты хочешь услышать? – устало спросила
– Расскажи мне, как ты жила до встречи со мной, – попросил он, слегка поглаживая ее шелковистые волосы кончиками пальцев.
– До встречи с тобой я не жила, – ответила она холодно, без эмоций.
– Не зли меня, – с трудом сдерживаясь, процедил Вениамин сквозь зубы. – Я хочу сейчас, немедленно, сию минуту услышать ответы на все свои вопросы. Ты меня поняла?
– Я чувствую себя, как на допросе, – сказала Надя, окончательно протрезвев.
– Хорошо. – Вениамин выдохнул воздух, который сдавливал ему горло. – Давай спокойно обо всем поговорим.
– Я хочу спать.
– Тогда идем в спальню.
Надя прилегла на широкую кровать и уставилась в потолок.
– Что ты молчишь? – тихо спросил Вениамин, присаживаясь рядом.
– Мне нечего говорить. Если ты хочешь узнать о моем прошлом, могу сказать одно: я сожгла за собой все мосты. Точнее, не сожгла, а взорвала, чтобы за клубами пыли не видеть никого и ничего. Не видеть и не помнить. Не помнить и не видеть! У меня нет прошлого! Понимаешь?
– Наверное, кто-то причинил тебе боль, но ведь было хоть что-то хорошее в твоей прежней жизни?
– Возможно. Но я начала новую жизнь, чтобы ничто не напоминало мне о прошлом. Люди имеют право выбора и всегда могут начать с чистого листа. Я воспользовалась этим правом. В этом нет ничего плохого.
– Так не бывает, милая. Убийца, ставший на праведный путь, никогда не сможет забыть свою жертву. До последнего вздоха перед его глазами будет стоять ее образ. И, сколько бы он ни сделал хорошего, ему не удастся выбросить из памяти человека, у которого он отнял жизнь. Никто не убедит меня в обратном. Человеческая память хранит прошлое, и нам никуда от этого не деться.
– Я не оставила в своей душе места для прошлого.
– Хоть что-то ты можешь рассказать о себе?
– Не сейчас.
– А когда? Завтра? Послезавтра? Или через двадцать лет? Сколько прикажешь ждать? – Вениамин утратил над собой контроль. – Предлагаешь мне опять теряться в догадках, строить домыслы?
– Зачем? – просила Надя тихо. – Давай спать. Уже поздно, и у меня жутко болит голова.
– Разговор, стало быть, у нас не получился. – Вениамин вскочил с постели и взволнованно заходил по комнате. – Хорошо! Прекрасно! Просто замечательно! Отложим его на неопределенное время.
Надя продолжала безучастно смотреть в потолок. У нее было спокойное, бесстрастное лицо, словно она
– Мне ничего не остается, как ждать, когда моя женушка соизволит рассказать о своих предках. – Вениамин никак не мог успокоиться. – Возможно, она из семьи священника? Или ее мать – сельская учительница? Нет-нет! У Нади голубая кровь, ее корни тянутся от самих Романовых. Разве не заметно, какие у нее движения? Аристократические! А может, все иначе? Мать сдала тебя в детский дом и забыла? Или она пила до потери пульса? А?
– Зачем ты так со мной? – спросила Надя тихим, каким-то чужим голосом, но Вениамин уже не мог остановиться.
– Я? С тобой?! Это ты со мной играешь в прятки!
– Что ты имеешь в виду?
– Ты не думала о том, что мне хотелось бы больше знать о своей жене?
– Что это изменит? Мы ведь как-то жили до сегодняшнего дня, и все было нормально.
– Это у тебя, дорогая, все было нормально! Потому что ты не пыталась поставить себя на мое место, чтобы понять, о чем я думаю, что меня терзает. Тебе на меня просто наплевать!
– Неправда.
– Правда. И ты прекрасно это знаешь. Если бы ты думала обо мне, если бы ты меня понимала, то еще не раз сходила бы к врачу.
Надя насторожилась и ненадолго задержала дыхание.
– Я совершенно здорова, – сказала она и перевела взгляд на мужа.
– И сейчас ты со мной неискренна. Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
– Ты знал, что я не могу иметь детей, еще девятнадцать лет назад, когда забирал меня из больницы.
– Знал. Тем не менее ты даже не пытаешься что-то изменить.
– Я прошла медицинское обследование, и ты наверняка помнишь, что сказал врач. У меня нет шансов забеременеть.
– Он сказал это десять лет назад.
– Как быстро летит время! Неужели прошло уже десять лет?
– Представь себе! И за эти годы ты ни разу не заговорила о том, что хочешь иметь ребенка.
– От разговоров он не родится.
– Я тебя не понимаю, Надя. Другие женщины суетятся, бегают по врачам, по знахарям, ходят в церковь, в конце концов, а ты не делаешь абсолютно ничего. Даже не спросила ни разу: «Ничего, Веня, что у нас нет деток?» Камень у тебя в груди вместо сердца, что ли?
– Да! – крикнула Надя так громко, что Вениамин от неожиданности вздрогнул и перестал суетливо двигаться по комнате. – У меня нет сердца, поэтому под ним никогда не забьется новая жизнь! Ты это хотел услышать?
Она сидела на постели и смотрела на мужа сверкающими глазами. Даже в гневе Надя была прекрасна. Вениамин задержал взгляд на жене, похожей сейчас на разъяренную фурию, и улыбнулся уголком рта.
– Завтра же поедем в частную клинику и еще раз пройдем обследование. Вдвоем. За последние десять лет медицина шагнула далеко вперед. Не так ли, милая?