Своя игра – 4. На тропе войны
Шрифт:
Я продолжал читать, посматривая то в свиток, то на выбитый жезлом глаз Эгланана. Когда же начнется регенерация? Она не начиналась. Пробормотав последнюю молитву, я не сразу поверил, что обряд завершен, поскольку происходившие с новоиспеченным магом метаморфозы вроде бы не закончились. Большой и сильный мужик за минуты превратился в тощего подростка, но с толку меня сбило не это. Он так и остался перекошенным. Да еще и одноглазым. Ноги враскорячку, позвоночник буквой «S», одно плечо задрано к уху, второе ушло вниз и вперед, правая рука скрючена, а пальцы на ней сжаты в щепоть.
Эгланан – пардон – Онуфрий медленно поднялся и оглядел себя. Взвыл в ужасе и уставился на меня. Сочувствия в моем взгляде, естественно, не встретил.
И
Айк, Торн и Люцифер пялились на Онуфрия, позабыв о восстановлении. Видно, тоже не ожидали такого, когда настаивали на совершении обряда. Потерпевший продолжал выть. Единственный глаз слезился, из уголка рта стекала струйкой слюна.
– Заткнись, скотина! – сказал я. – Получил по заслугам. Хреново тебе? Поделом. Вспомни Мэлори, Руджа и остальных. И что ты с ними сделал.
«И прикинь, что сделал бы со мной, проиграй мы сражение, – подумалось сразу следом. – И какие последствия это для меня имело бы. Теперь-то понятно, на что рассчитывал разработчик характеристик жезла. Его ведь не смертный заряжал свойствами, а кто-то из богов, полубогов или высших демонов. Такие видят будущее, хоть и не в подробностях, и ошибаться могут. Победить должен был ты, Онуфрий, – впрочем, тогда ты остался бы Эглананом. И не имея мага, ты воскресил бы меня жезлом, согласно твоей традиции мучить и казнить уже погибших врагов. Уж я-то точно значился первым в твоем списке, как главный виновник гибели Гольта. И в каком состоянии я бы попал в загробное царство после всех процедур? Приблизительно вообразить – и то страшно. Вот же она, «Месть мертвеца» у меня на шее – точная копия твоей. Веселенький сценарий: ты убиваешь меня как человека, потом как зомби, потом как кривого уродца, похожего на тебя теперешнего, дополнительно искалечив в хлам пытками и заклинаниями. Темные получают меня в упаковке с бантиком, готового на что угодно, лишь бы вернуться в сколько-нибудь презентабельное состояние. Все счастливы. Кроме меня, естественно. Удастся воскресить Жюстину – в первый же день отдам талисман ей. Пускай перекастует его глубоким проходом, аннулировав мои права владельца. И на продажу эту дрянь, на продажу…»
– Требую Суда! – взвизгнул Онуфрий. – Суда Высшей Справедливости!
Я не успел как-то среагировать на этот крик души. Мир вокруг застыл, потускнел, и мы с Онуфрием словно затвердели в нем. Я не мог пошевелиться, не мог даже думать – судя по всему, и Онуфрий тоже. А затем нас закружил сверкающий вихрь, и мы перенеслись в Зал заседаний. Точь-в-точь такой, как в Доме приговоров Арнаура, только просторнее, отделанный богато, и вместе с тем строго. С потолка свисали большие люстры из золота и горного хрусталя. Освещения добавляли факелы в креплениях на стенах. По неприятному мертвенному сиянию я узнал в них пламенники проявления, сводящие на нет любую маскировку. А вот окна светового барабана под куполом были темны, словно снаружи царила непроглядная ночь.
Рядом с каждым факелом замер стражник, а двери стерегла целая децима. От воинов исходила ощутимая мощь. Уровни – от сто двадцатого до двухсотого. Доспехи сверкали драгоценными камнями, но это точно были не украшения. Вот они, значит, какие – бессмертные герои…
На Седалище судий стояло двенадцать малых тронов с одним большим посредине, занятых существами, похожими на зверогуманоидов из пьяного кошмара любителя хардкорного фэнтези. Впрочем, некоторые выглядели почти привычно: как персонажи древних мифологических пантеонов типа египетского. Их уровни начинались уже с двухсот пятидесятого.
«Боги нынешнего состава Суда, –
Я машинально поискал среди высокопоставленных тварей невесть почему засевшего у меня в памяти бога Ру, однако его не обнаружил. Зато через два трона слева от главного судьи восседала Сехмет. Или, вернее, одно из ее воплощений. Самое известное, наверно, – с женским телом и головой львицы, – но не единственное из ей доступных. Небожители, за редкими исключениями, могли свободно превращаться в разумных любых рас и обоих полов, животных, полуживотных и чудовищ. Однако у каждого из них имелся свой излюбленный набор обличий, принимать которые в тех или иных случаях оказывалось практичнее всего: в зависимости от места, и тех, с кем они контачили.
Первый испуг от попадания в зал прошел. Меня здесь точно не обвинят в чем-то надуманном. Не будут судить за разбой: если я разбойник, то и должен разбойничать, – а чем еще прикажете заниматься? Ответственность за это я несу лишь по законам держав Срединного Пространства. И только в этом пространстве.
Представляю, сколько дел слушается в Суде одновременно… Неизвестно, как много Мировых Островов во Вселенной Дагора, но уж точно не два или три; в Анналах я нашел упоминания о плаваньях от Аусанга к четырем соседним. И как минимум один из них – сам Аусанг – превосходит по площади мою родную планету. А так как в Суд имеет право обратиться любой их житель, а также всякий находящийся в Мире Теней… Хорошо, что богам помогает вездесущность. Пусть и не абсолютная – она им по-любому подспорье.
– Заседание объявляется открытым! – возгласил председатель, и свечи в люстрах – или что там горело – сразу вспыхнули ярче. – Слушаем тебя, Онуфрий! Держи в узде обуревающие тебя чувства и будь краток. Здесь не место для проявлений гнева, пусть и праведного. Ни к чему и красноречие с многословием: ведь мы уже знаем, что привело тебя сюда. Все что ты скажешь, и все что скажет ответчик, нужно лишь для внесения в протокол, который впоследствии смогут прочесть все желающие – для назидания, и ради убеждения в том, что Справедливость действительно существует и не попирается ни в каком случае.
_ Меня зовут Эгланан! – неуверенно вякнул Онуфрий, сраженный тем, что его назвали Онуфрием. – Я король!
– Больше нет, – отрезал председатель.
– Но обряд надо мной совершили преступно!
– Если мы выясним, что это действительно так, то вернем тебя в прежнее состояние, а виновного накажем. Однако пока твое заявление сомнительно. Никто не может считаться преступником до вынесения приговора.
«Да здравствует презумпция невиновности! – подумал я. – И Суд Высшей Справедливости – самый гуманный суд в Игроверсуме!»
– Не дерзи, смертный! – раздался голос у меня в мозгу, и я понял, что ко мне мысленно обратилась Сехмет. – Ты слышал такое выражение – «прикусить язык»? Наверное, слышал. А здесь лучше прикусить и мысли – если хочешь, чтобы у тебя осталось чем думать.
Конечно, для меня правильнее всего было бы последовать совету. Но какая-то часть моего существа всеми силами воспротивилась этому. Заносчивая зверошлюха! Ты что из себя представляешь, непись хвостатая, чтоб мне указывать? Тебя когда-то создали такие же люди как я – ЛЮ-Ю-Ю-У-У-У-ДИ, понимаешь? Да и то не вручную, а с помощью программ. Не слишком хороших – написанных наскоро за еду какими-нибудь индусами. И ты теперь раскрываешь свою вонючую пасть и смеешь требовать, чтобы я воспринимал тебя и еще дюжину таких же управляемых скриптами вурдалаков серьезно? Вы тут, видно, начисто позабыли, что над вами есть еще и Демиурги, которые о вас забыли тоже, однако могут в любой момент вспомнить, счесть ненужными, и отключить всю вашу псевдореальность нахер!