СВС (Синдром Внезапной Смерти)

Бабулин Константин Леонидович

– Стоп, если мы повторим это ещё раз, то я не смогу работать и плакал твой Коровин.

– Тогда продолжим вечером. До скольких ты здесь ещё?

Елена посмотрела на часы. – До 22-х точно, а ещё в магазин нужно будет заскочить, дома ни творога ни яиц на утро.

– Не нужно я сама зайду. Приходи пораньше.

– Хорошо. – Они лежали обнявшись, наслаждаясь друг другом.
– Когда будет аукцион в Финляндии?

– Через две недели.

– Там будет только рисунок Саврасова?

– Да.

– Какой поставила эстимейт?

– 3000 – 5000

Евро, торги начнут с 2500.

– Не мало?

– Конечно мало, но я уже сделала заочную ставку 10 000 Евро, так что если кто-то начнёт торговаться, заинтересовавшись хорошей ценой, дёшево он не купит.

– А если никто не перебьёт нашу заочку, то мы выкупает сами и я еду забирать по обычной схеме?

– Да всё как всегда. Но мне сегодня звонила Илма, у неё уже есть вторая заочная ставка на 8000$, так что торги будут интересными.

– Ты до какой суммы будешь поднимать?

– Не планировала идти

выше заочки, если кто-то перепрыгнет 10 000, то пусть забирает.

– Понятно. Но если что - я готова, моя шенгенская виза будет действовать до конца года.

– Хорошо. А что с заказом на Явленского или Кандинского?

– Трудная задача, что-то похожее на них можно найти у итальянских футуристов, того времени. И если повезёт, попытаться выдать, за их ранние работы, когда Явленский и Кандинский, жили и работали в Германии в Мурнау, до первой мировой войны. Я уже попросила найти мне итальянцев и вроде что-то соберётся к концу месяца, тогда поеду выбирать.

– В Италию?

– Нет в Париж, Сюзана обещала собрать, это как раз её тема.

– А вот теперь моя очередь ревновать.

– Да, горячая француженка, но у неё сейчас бурный роман с каким-то виноделом, женатым, между прочим. Я видела их всех вместе, и честно сказать, жена винодела показалась мне гораздо интереснее.

– Ничего себе какие подробности… Где ж это ты их всех видела? – Светлана говорила шутливым голосом, но ревнивые нотки в нём были настоящими.

Тарханова прекрасно это слышала, но почему-то не беспокоилась, наоборот продолжала рассказывать дальше.

– Сюзана возила меня в их шале, пробовать молодое вино. Вино было вкусным.

– И пьяным?

– Нет, не пьяным.

– В следующий раз привези попробовать.

– У меня лучше предложение - поехали вместе.

– Хороший вариант. – Тон Халитовой сразу стал мягче.

– Тем более, что я уже заказала два билета…

– И молчала?

– Хотела сделать сюрприз.

– Тебе удалось… Ладно давай собираться. И нужно тебе сюда ковёр помягче купить…

– Зачем? Не нужно сюда ничего покупать, я съеду если ты часто собираешься…

– Вот с ковром и съедешь, пусть будет…

Танич, в своей квартире

Татьяна устало, но удовлетворённо, откинулась на спинку кресла. – Есть, поймала: - в этом году две похожие смерти, и в прошлом две. Это уже четыре, да плюс Аня Рыкова, уже пять. Пять одинаковых по сути, и одинаковых по форме смертей, за два года - это уже не случайность,

ситуация тянет на серийного убийцу.
– Татьяна потёрла себе виски. – Голова начинает болеть. Ну что звонить Артёмовой или нет? Не могу выкинуть её из головы. Нужно позвонить, а уж если пошлёт… Ну значит конец, может успокоюсь, и в серьёз займусь серийным убийцей.

Она взяла телефон и нашла в списке номер Артёмовой. – Сейчас нажму вызов и всё, обратного пути нет. Что сказать если ответит? Скажу, что хочу извиниться. А какой реакции я жду от такого извинения? Что она в ответ обрадуется, скажет извиняю и … Да именно этого я и жду, вернее хочу, такой реакции. Но чует моё сердце, что это вряд ли. Скорее всего, будет вялое и неопределённое «Да-да» без намёка на развитие. И что тогда? Нет, скорее всего, будет хуже, скорее всего, скажет «извиняю», но таким тоном, что лучше бы послала открытым текстом. Вот этого я и жду. Но рука так и тянется позвонить. Зудит и зудит второй день. Чёрт с ним – звоню.

Татьяна нажала вызов, и стала слушать гудки, вместе с глухими ударами своего сердца: - Раз, два, три, четыре. Понятно, не хочет отвечать, ну ещё парочку и дам отбой.

И тут что-то щёлкнуло, после чего телефон соединился. Татьяна с замиранием сердца приготовилась сказать «Это я», но не успела. Голос Артёмовой жизнерадостно сообщил: - Привет, я сейчас далеко, в солнечной Калифорнии и у нас тут ночь, поэтому перезвоните мне часов через пять. – Всё, связь разорвалась. И гудки.

– Второй раз облом. Надо же. Такого варианта не ожидала? Думала, она действительно сидит и ждёт твоего звонка? Дура. Что легче тебе стало? Она в Калифорнии и в гробу видала, и тебя, и всё остальное. С той американкой небось. – Она вспомнила их встречу на выставке. – Только не это, Боже мой, только не это. – Сообразив, что там сейчас ночь, и они с этой американкой, возможно находятся в одной пастели, Татьяна вскочила с кресла и громко в голос, то ли застонала, то ли завыла. – Ммммм….

Ну, зачем, зачем позвонила? Зачем? Что легче стало? – Сильно выдохнула, медленно через нос вдохнула, и ещё раз выдохнула, согнувшись вместе с выдохом почти пополам. – Так, возьми себя в руки. Возьми. Себя. В руки. К чёрту это всё… Нужно срочно, прямо сейчас, идти в спортзал и выпустить пар на груше.

Но её прервал телефонный звонок, от которого она чуть не подпрыгнула, а сердце наоборот ухнуло куда-то вниз. – Она перезванивает мне? Не упусти свой шанс, не упусти… – Татьяна схватила телефон.

– Да!
– И не давая сказать ей ни слова, затараторила: - Не вешай трубку, только не вешай трубку, я не хотела причинить тебе боль. Извини меня, извини, я всё объясню…

– Еб твою мать, Танич! Ты, блять, с кем говоришь?

Татьяна с ужасом посмотрела на трубку. – Кто это?

– Охуеть с тобой можно, совсем. Это я. А, ты с кем говоришь?
– Повисла пауза, во время которой невидимые собеседницы переваривали услышанное.
– Пиздюлей опять кому-то навешала? – Пауза затягивалась.
– Ну давай, включайся, это я Савченко. Ау, ты там?