Священная кровь

Айбек

Да, дни, проведенные в тюрьме, не прошли для Юлчи даром… Но что теперь делать?.. Жить, как учил Петров. А с чего начать?.. В мыслях и на словах это получалось просто, а вот на деле…

«С маленького надо начинать» — так говорил Петров. Вот Каратай. Между ним и баями, вместе с их защитниками — полицейскими, начальниками, столько же сходства, сколько между огнем и водой. Дальше, брат его, Джумабай, — на трамвайных путях работает, крепкий парень. Есть еще Барат с хлопкоочистительного завода. Шакасым — слаб. А вот старый Шакир-ата, пожалуй, пригодится, поможет советом.

Юлчи

встал с жернова, выпрямился, оглянулся вокруг. Солнце уже позолотило верхушки верб, росших вдоль Анхора. По старому, зеленому от плесени мельничному желобу, разбрасывая серебряные брызги, с шумом стремилась вода. О людях здесь напоминала лишь узенькая тропинка на противоположном крутом берегу реки.

«Забрался в такое место, что и нищему не догадаться!» — усмехнулся джигит и осторожно вынул спрятанный в рукаве мелко исписанный клочок бумаги.

С этой запиской он должен пойти к Андрееву — рабочему-боль-шевику, другу Петрова. Петров наказывал: не держать записку при себе, идти с ней к Андрееву только тогда, когда минет опасность слежки, и по возможности изменив наружность.

Юлчи потрогал выросшую в тюрьме бородку: «Пожалуй, лучше не брить, с ней труднее узнать».

Он поднялся и бодро зашагал берегом Анхора. Записка открывала перед ним двери к новым людям, в новую жизнь.

Через некоторое время Юлчи вышел к дощатому мосту. Улица за мостом была знакомой: здесь, неподалеку, в доме хлопковика Джамал-бая жил его давнишний знакомый Джура.

Навстречу начали попадаться люди — конные и пешие, старики и молодые. Многие сторонились, бросая на джигита подозрительные взгляды.

Немного погодя Юлчи остановился перед возвышавшимся среди мазанок бедноты двухэтажным домом, побеленным известью. Он прошел через ворота во двор, заглянул в маленькую лачугу, притулившуюся к высокому дувалу рядом с конюшней, и остановился в нерешительности — в помещении никого не было.

В это время в двери конюшни с лопатой и метлой в руках показался Джура. Он остановился на пороге, удивленно и недружелюбно посмотрел на Юлчи. Джигит улыбнулся и шагнул навстречу приятелю:

— Не уставать вам, Джура-ака! Не узнаете? Не пугайтесь…

— Хэ, да ты тот самый, прежний Юлчи? Такой образины не только человек — лошадь испугается и понесет!

Они поздоровались, прошли в лачугу. Юлчи еще не кончил рассказывать о своих приключениях, как Джура нетерпеливо перебил:

— Словом, освободили тебя?

— Какое там освободили! Бежал…

— Из тюрьмы?! — заиграл белками глаз удивленный Джура.

Юлчи кивнул головой.

Джура предостерегающе поднял руку:

— Ты теперь берегись. Тебя обязательно будут разыскивать. Хотя огорчаться из-за этого не стоит — везде найдутся свои люди, не выдадут. Мы здесь и не в тюрьме, а горя повидали. Возьми меня — что я видел за это время? Шея моя и не привязана, а не свободна. Здесь — та же тюрьма, хоть и без решеток. Дороговизна, голод. А ко всему этот ублюдок, которого белым царем называют, указ выпустил, рабочих требует. Видно, сил не хватает на войну!..

— Рабочих требует? Это куда же? — не понял

Юлчи.

Джура рассказал все, что знал о мобилизации на тыловые работы.

— Выходит, новое несчастье на голову бедноты, — нахмурился Юлчи.

— Верно, спасибо твоему родителю, верно! — вскочил Джура. — На меня раньше всех покупатель нашелся! Хозяин хотел послать меня вместо своего племянника!.. «Подохнуть мне, если мать родила меня для вас!» — думаю себе. — Джура помолчал, затем с некоторым смущением проговорил: — Работы много у меня. Ты здесь располагайся и сиди себе спокойно… Я сейчас…

Джура бросил щепотку чаю в кумган на очаге, положил перед Юлчи лепешку и посоветовал никуда не отлучаться до вечера. Юлчи ответил, что собирается искупаться в Анхоре. Джура дружески пожурил его за неосторожность, но в конце концов сунул в руки джигита обмылок, молча указал на маленький, с пятак, замочек от двери и вышел, торопясь по своим делам.

После чая Юлчи отправился к Анхору. Облюбовал место поглубже, разделся и бросился в освежающую прохладу потока. Окунувшись несколько раз, он выбрался на мель, принялся мылить голову, тело. Только тут он заметил, как сильно похудел, как выпирают его крупные кости.

Узкий Анхор не давал простора, но джигит сильными, широкими бросками, вспенивая воду, поплыл вдоль берега. С десяток белых уток, скользивших по воде впереди него, испуганно закрякали, хлопая крыльями, кинулись в разные стороны.

С каждым взмахом рук Юлчи все больше ощущал легкость в теле, чувствовал, как мускулы его наливаются прежней силой. Вокруг тишина и покой. Прохожих нет. На берегу Анхора среди верб пасутся две белых козы. Время от времени они настороженно взглядывают на джигита, потряхивая бородами, и снова прячут головы в зелени.

Солнце поднялось высоко, но лучи его, скользившие меж листвы, здесь не припекали, а только ласкали тело…

Юлчи оделся и легко зашагал вдоль берега. Он не пошел в душную, темную лачугу Джуры. Ему хотелось побывать среди людей, разузнать новости, увидеть Унсин, услышать что-нибудь о Гульнар. Но прежде надо было раздобыть какую-нибудь мелочь на ужин. Махнув рукой на предостережения Джуры, он торопливо направился к базару.

Солнце палит отвесными лучами. Камни жгут ноги. Пыль. Трудно дышать. Базарный гомон и шум в самом разгаре. Люди озлоблены, грубы. От всех пахнет потом. У всех на языке жалобы на дороговизну, нужду, на мобилизацию.

Юлчи посчастливилось доставить поклажу в несколько мест и заработать немного денег. Вечером усталый джигит забежал к Джуре, отдал ключ и отправился к сестре. Дорогой на добытые за день гроши купил две тонких лепешки и немного винограда.

В сумерки, уже неподалеку от места, джигит, присмотревшись, увидел впереди себя Шакира-ата: постукивая посохом, старик медленно шел вдоль узенькой улицы по направлению к дому. Юлчи обрадовался, ускорил шаг:

— Здоровы ли, отец?

Старик вздрогнул, поднял голову. Не находя слов, он молча обнял джигита, костлявыми руками погладил его плечи. Затем суетливо засеменил к дому и еще с порога калитки крикнул: