Священная тайна Церкви

Алфеев митрополит Иларион

Имя Иисуса Христа, согласно о. Софронию, для верующего»подобно высокой крепостной стене», препятствующей врагу проникнуть внутрь. Молитва Иисусова выводит человека за пределы молитвы о самом себе и подвигает его к молитве за мир:

Молитва Его Именем дает душе силу не только противостоять вредным влияниям извне, но и больше того: возможность влиять на среду, в которой живем: как бы исходить из внутренней глубины сердца и общаться с братьями в любви и мире. Умножающийся мир и любовь, заповеданная Богом, — становятся источником горячей молитвы за весь мир. Дух Христа выводит нас на просторы любви, обнимающей всю тварь   [2217] . Имя Иисуса Христа, призываемое с верою, до самой смерти сохраняется в человеке, навыкшем молитве Иисусовой, и является для него залогом вечной жизни:

2217

Там

же. С. 179.

Стяжать молитву Именем Иисуса — значит стяжать вечность. В самые тяжкие минуты разложения нашего физического организма — молитва»Иисусе Христе»становится одеянием души; когда деятельность мозга нашего прекратится и все прочие молитвы станут трудны для памяти и произношения, тогда ставший нам интимно–ведомым, исходящий от Имени свет боговедения пребудет неотъемлемым от духа нашего. После того, как мы видели кончину отцов наших, умерших в молитве, крепка наша надежда, что мир небесный, превосходящий всякий ум, навеки обымет и нас   [2218] .

2218

Там же. С. 175.

С особым чувством о. Софроний говорит о действии имени Иисусова в Божественной Литургии. Он описывает свой собственный опыт призывания имени Иисусова, который для него был неразрывно связан с опытом совершения Литургии (вспомним, что о связи между молитвой Иисусовой и Литургией неоднократно писал иеросхимонах Антоний Булатович). Призывание имени Божия может оказать на священнослужителя столь сильное действие, что заставит его по–новому воспринять Литургию, ощутить присутствие Бога в самом себе, в Святых Дарах, в словах богослужения:

Помню, я начал молитву Господню»Отче наш», и моя душа замерла в блаженном ужасе. Пойти дальше я не мог. Ум остановился; все во мне замолкло<…>

По прошествии некоторого времени, скорее долгого, нечто подобное произошло со мною при призывании Имени Иисуса Христа. В тот час я вынужден был прекратить произносить сие Имя: действие его было слишком могучим; душа, без слов, без мыслей, была в трепете от близости Бога. Тогда мне приоткрылась тайна священ–нослужения.

На другой день я совершал литургию, и Христос–Бог был во мне, и со мною, и вне меня, и в святых тайнах Тела и Крови Его. И Имена Божий, и слова литургических текстов — выходили из уст, как пламя. В таком состоянии я пребыл три дня, и затем умалилась интенсивность переживания. Но память о нем резцом выгравировал Господь в уме и сердце моем   [2219] .

2219

Там же. С. 52–53.

Описание действий имени Иисуса Христа при совершении священником Божественной Литургии заставляет нас вспомнить о святом Иоанне Кронштадтском, для которого призывание имени Божия и служение Литургии были неразрывно связаны. Как и у кронштадтского пастыря, у о. Софрония речь идет о таком переживании присутствия Божия, при котором каждое слово богослужения в абсолютном, онтологическом (как любил выражаться о. Софроний) смысле отражает стоящую за ним реальность:

Помню, как призывание Имени Иисуса Христа слилось с пришествием (невидимым) Его Самого; и с того момента сие Чудное Имя, да и другие Имена Божий, значительно более прежнего являются для меня каналами единения с Ним. В то время я был уже иереем. Совершение Божественной литургии также приняло иной характер: это был не только акт благочестивой, чистой от колебаний веры, но ощущение всем моим существом факта присутствия Бога, совершающего Таинство. Тогда ощутил я глубоко смысл и реальность, заключенные в словах Василия Великого:«Ты даровал нам небесных тайн откровение»  [2220] . Да, Господь и нам, последним из всех людей, открывает тайну священнодействия.

2220

Молитва приношения на Литургии св. Василия Великого.

Много после сего приходило умных постижений действенности литургического служения,

но не знаю, найду ли я слова для выражения пережитого мною? Литургия, как Божественный акт, воспринимается всем существом: нет вопросов — как это возможно? Пред иереем это очевидность бытийного факта.«Приимите — это есть Тело Мое… Пиите — это есть Кровь Моя». И раньше я причащался не без веры, не без любви, но с менее ярким сознанием происходящего. Чрез призывание Имени Иисуса Христа был дан мне опыт блаженного, но и вместе страшного присутствия Вечного Бога   [2221] °.

2221

Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. С. 181–182.

Рассмотренный нами трактат архимандрита Софрония (Сахарова)«О молитве Иисусовой»является последним по времени»имяславским»сочинением, написанным в XX веке. Этим трактатом, опубликованным на русском языке в 1990 году  [2222] , подводится еще один итог спорам вокруг почитания имени Божия, всколыхнувшим афонское монашество на заре XX столетия. Особая ценность трактата заключается в том, что автором его является не просто богослов, сумевший оценить афонские споры со стороны, но человек, сам проживший много лет на Святой Горе и познавший силу имени Божия в своем собственном молитвенном и литургическом опыте. Воздерживаясь от догматизации этого опыта, о. Софроний, однако, безусловно убежден в его подлинности. Призывание имени Иисусова воспринимается им не просто как одна из форм молитвы, но как делание, которое должно пронизывать собой все аспекты человеческой жизни:«Именем Иисуса Христа, — пишет он, — возможно покрывать всякое внутреннее и внешнее событие; таким образом сия дивная молитва становится всеобъемлющей, универсальной, космической»  [2223] .

2222

^{Впервые трактат был опубликован в 1977 году на английском языке в качестве 2–й части книги о. Софрония»His Life is Mine»(London), затем в 1981 году во французском переводе той же книги («Sa vie est la mienne». Paris).}

2223

Софроний (Сахаров), архимандрит. О молитве. С. 205.

***

Имяславие в том виде, в каком оно выражено протоиереем Сергием Булгаковым и архимандритом Софронием (Сахаровым), может быть представлено в следующих тезисах:

1. Имя Божие есть Сам Бог в смысле присутствия Бога в имени Божием, но отнюдь не в смысле отождествления имени Божия с Богом. Имя Божие есть Бог, но Бог не есть имя (Булгаков).

2. Имя Божие есть энергия Божия в том смысле, что через имя Божие действует Бог (Булгаков, Софроний). Имя Божие есть человеческое воплощение божественной энергии (Булгаков). Всякая энергия Божия может быть названа»Божеством»(Софроний).

3. Ветхозаветное различение между Богом и именем Божиим соответствует паламитскому различению между сущностью Божией и энергией Божией (Булгаков).

4. Сущность Божия неименуема, энергии Божий именуемы (Булгаков).

5. Имя Божие есть вместилище Бога живого, место Его присутствия (Булгаков, Софроний).

6. Имя Божие есть словесная икона Божества (Булгаков). Так же как и икона, оно служит мостом между человеком и Богом (Софро–ний). Однако, в отличие от иконы, становясь местом присутствия Бога, оно пресуществляется, утрачивая свою материальную сущность и превращаясь в»символ». Поэтому оно иерархически выше иконы (Булгаков).

7. Имя Божие может стать причиной созерцания Фаворского света (Софроний). Имя Божие равно Фаворскому свету (Булгаков).

8. Имя Божие относится к Богу так же, как сказуемое к подлежащему (Булгаков).

9. Имя Божие есть проекция трансцендентного на имманентное, божественного на человеческое (Булгаков).

10. Имена Божий существуют в человеке и для человека (Булгаков). Однако они не являются лишь человеческим созданием: не только человек называет Бога на своем языке, но и Бог называет Себя на человеческом языке (Булгаков, Софроний). Следовательно, имена Божий — продукт синергии Бога и человека (Булгаков).