Священное и мирское

Элиаде Мирча

Различные божества, заместившие Высших Существ, обладали наиболее конкретными и наиболее яркими возможностями — возможностями способствовать Жизни. Но именно поэтому они не являются «специалистами» зарождения, они утратили наиболее тонкие, «благородные», «духовные» способности Богов Создателей. Открыв священность Жизни, человек все больше и больше оказывается в плену собственного открытия: он отдается во власть жизненных иеро-фаний и отдаляется от священности, стоящей над его повседневными, непосредственными нуждами.

3.4. Незыблемость небесных символов

Отметим, однако, что даже тогда, когда в религиозной жизни небесные боги более не главенствуют, звездные области, небесный символизм, мифы и обряды вознесения и т. п. продолжают занимать центральное место в экономике священного. То, что «вверху», «верхнее» продолжает обнаруживать трансцендентное [162]

в любой религиозной системе. И если небо не фигурирует более в культе, затеряно где-то в мифологии, оно тем не менее присутствует в религиозной жизни посредством символизма. Этот небесный символизм пронизывает и поддерживает в свою очередь множество обрядов (вознесения, восхождения, посвящения, коронования и т. п.), мифов (о космическом Дереве, о космической Горе, о цепи, соединяющей Землю и Небо, и т. п.), легенд (о чудесном полете и т. п.). Символизм «Центра Мироздания», о широчайшем распространении которого мы уже говорили, также иллюстрирует значимость небесного символизма: именно в «Центре» осуществляется сообщение с Небом, что в свою очередь является примерным образом трансцендентности.

162

Трансцендентное — запредельное; зд. потусторонность Бога.

Можно даже сказать, что сама структура Космоса сохраняет воспоминание о Высшем небесном Существе. Как если бы Боги создали Мир таким образом, что в нем не могло не отразиться их существование, так как никакой мир невозможен без вертикального измерения и само это измерение уже наводит на мысль о всевышнем.

Будучи буквально изгнанным из религиозной жизни, небесная священность остается жить в символизме. Религиозный символ передает сообщение, даже если он и не осознается более во всей своей полноте, так как символ адресован человеческому существу в целом, а не только его разуму.

3.5. Структура водного символизма

Прежде чем говорить о Земле, следует представить религиозные оценки Вод. [163] Мы делаем это по двум причинам. Во-первых, потому, что Воды существовали до Земли. Приведем по эму поводу библейское высказывание: «… и тьма над бездною; и дух Божий носился над водою» (Бытие, гл. I, 2). Во-вторых, анализы-религиозные оценки Вод, лучше понимаешь структуру и функцию символа. А ведь символизм играет значительную роль в религиозной жизни человечества; благодаря символам Мир становится «прозрачным», способным «показать» всевышнее.

163

Об этом см. подробно в кн.: Traite d'histoire des religions, p. 168 sq.; Images et Symboles, p. 199 sq.

Воды символизируют универсальную совокупность потенциально возможного; они есть fons et origo, [164] хранилище всех возможностей существования; они предшествуют всякой форме и составляют основу всякого создания. Одним из символических образов Создания является Остров, который «возникает» внезапно посреди волн. И наротив, погружение символизирует возврат к доформенному, в однообразный мир предсуществования. Всплытие повторяет космогонический акт проявления формы; погружение, напротив, равноценно гожению форм. Именно поэтому символизм Вод предполагает в равной степени как смерть, так и возрождение. Контакт с водой да заключает в себе некое возрождение: во-первых, цотому, что разложением следует «новое рождение», а во-вторых, потому, что погружение «удобряет» и множит жизненный потенциал. На антропологическом уровне водной космогонии соответствуют верования, зерждающие, что человечество зародилось в Водах. Потопу или периодическому погружению континентов (мифы, подобные мифу об тлантиде) на человеческом уровне соответствует так называемая вторая смерть» человека («сырость» и leimon Ада и т. п.) или причащая смерть через крещение. Но как в космологическом, так и в гропологическом планах погружение в Воды означает не оконча-Рельное угасание, а временное возвращение в область бесформенного, которым следует сотворение новой жизни или «нового человека», в зависимости от того, идет ли речь о космическом, биологическом или сотериологическом. По своей структуре «потоп» сопоставим с «крещением», а поминальные возлияния с люстрациями [165] новорожденных, а также с ритуальными весенними банями, приносящими здоровье и плодовитость.

164

fons et origo — лат. первопричина, первооснова.

165

Люстрации (лат. lustratio очищение путем жертвоприношения) — обряды, направленные против болезней и других бедствий.

В каких бы религиозных системах мы не сталкивались с Водами, они везде сохраняют одну и ту же функцию:

разложения и разрушения форм, «смывания грехов». Они предстают одновременно как очищающие и регенерирующие силы. Их судьба — предшествовать сотворению и поглощать сотворенное, будучи не в силах преодолеть собственный образ существования, т. е. облечься в какие-либо формы. Воды не могут не способны превзойти виртуальное, зародышое, латентное состояние. Все, что облечено в форму, проявляется над Водами и отрывается от Вод.

Важно подчеркнуть здесь одну деталь: священность Вод, а также структура космогонии и водных апокалипсисов в полной мере смогли проявиться лишь через водный символизм, который представляет собой единственную систему, способную связать между собой все частные проявления неисчислимых иерофаний. [166] Этот закон в конечном итоге является законом всякого символизма: именно символическое единство придает значимость различным проявлениям иерофаний. Так, «Воды Смерти» могут раскрывать свой глубокий смысл лишь тому, кому известна структура водного символизма.

166

О символизме ср.: Tratte d'histoire des religions, p. 373 sq., особенно р.382 sq.; Mephistopeles et l'Androgyne, pp. 238–268.

3.6. Образцовая история крещения

Отцы Церкви не преминули воспользоваться некоторыми дохристианскими и универсальными ценностями водного символизма, они даже обогатили его новыми значениями, относящимися к историческому существованию Христа. Для Тертуллиана [167] (De Baptismo, III–V) первая вода — это «пристанище Святого Духа, который предпочитает ее другим элементам. Именно эта первая вода порождает все живое, и нет ничего удивительного в том, что при крещении воды вновь производят жизнь… Всякие воды благодаря преимущественному положению, свойственному им изначально и закрепленному за ними в античные времена, участвуют, таким образом, в таинстве нашего освящения, как только над ними будет произнесено призывание Бога. И едва прозвучит мольба к Богу, как с небес спускается Святой Дух. Он спускается на воду и освящает ее своим присутствием. А освященная таким образом — вода приобретает силу освящать других… Воды, излечивающие болезни тела, оказываются теперь способными излечивать душу. Они приносили временное спасение, теперь они восстанавливают вечную жизнь…»

167

Тертуллиан Квинт Септиллий Флорсис (ок. 160 — после 220) — христианский теолог и писатель.

«Старый человек» умирает, погрузившись в воду, и вместо него рождается новое существо. Этот символизм замечательно разъяснен Иоанном Христостомом (Homil. in Job., XXV, 2), говорившим о символической многозначности крещения. Он писал: «Оно означает смерть и погребение, жизнь и воскресение… Когда мы погружаем голову в воду, как в гроб, старый человек уходит под воду, вода скрывает его всего, и когда мы выходим из воды, тотчас появляется новый человек».

Как видим, интерпретации Тертуллиана и Христостома прекрасно раскрывают структуру водного символизма. Однако в христианском понимании Вод появляются некоторые новые элементы, связанные с некой «Историей», в данном случае со Священной Историей. Прежде всего, великое значение крещения в том, что оно предполагает погружение в пропасть Вод для дуэли с морским чудовищем. Это погружение имеет образец: вхождение Христа в Иордан, которое было в то же время и погружением в Воды Смерти. Как пишет Кирий Иерусалимский, «дракон Бегемот, по Иову, сидел в пучине и поглощал реку Иорд «н. И так как было нужно сразить головы дракона, Иисус, войдя в Воды, привязал чудовище, чтобы придать нам способность наступать на скорпионов и змей». [168]

168

См. комментарий к этому тексту в кн.: J. Danielou, Bible et Liturgie (Paris, 1957), p. 59 sq.

Затем возникает значение крещения как повторения Потопа. По Юстину, [169] Христос — это новый Ной, с победой вышедший из Вод и ставший вождем племени. Потоп обозначает как погружение в морские глубины, так и крещение. «Потоп — это, следовательно, некий образ, воспроизводимый крещением… Подобно Ною, который смело вошел в Море Смерти, поглотившее греховное человечество, и вышел из него, вновь окрещенный опускается в купель, чтобы сразиться с морским Драконом в высшем бою и выйти из него победителем». [170]

169

Юстин — римский историк (II в. н. э.) —

170

J. Danielou, Sacramentum futuri (Paris, 1950), p. 65.