Священное сечение
Шрифт:
Перони фыркнул. Тень улыбки мелькнула на лице Эмили Дикон.
— Монастырь? — спросила она, подняв вверх узкую желтовато-коричневую бровь.
— Ну разумеется, — настаивал Коста. — Ладно, иногда для виду мы допускаем к себе нескольких женщин. Однако полиция — закрытое учреждение. Мы редко делимся с другими опытом работы и принципиально подозреваем всех посторонних. Все крупные организации действуют на такой основе. Уверен, ФБР тут не исключение.
Эмили обдумала услышанное.
— Я все поняла.
Мужчины переглянулись. Перони подвинул к Эмили стул, приглашая ее присесть,
Она посмотрела на экран:
— Что это?
— База данных на преступников из балканских стран, — ответил Коста. — Она растет с каждым днем.
— Подозреваемый не из тех краев.
— Вы уверены?
— Да. Я видела сведения о его биографии. Есть кое-какая информация о том, где он останавливался в США. Имеются все его ложные имена и номера фальшивых кредитных карточек. Он действовал очень умело. Мы беседовали с людьми, которые встречались с ним. Все они описывают его по-разному. Этот человек умеет менять внешний вид. Он ловко копирует произношение. Иногда говорит с американским, иногда с английским акцентом. Порой с британским или южноафриканским. Он владеет ими в совершенстве.
— У вас есть его фоторобот?
Вопрос явно назрел.
— Даже несколько. Липман включил их в досье, которое послал вашему боссу. Они все отличаются друг от друга. Полностью. Я вам говорю, мы ведем охоту на очень умного зверя.
Вернулся Перони с напитками. Эмили взглянула на коричневую жижу в пластиковых чашках и сказала:
— Вы называете это кофе? Возле Пантеона есть кафе под названием «Тацца д’оро». Если у нас будет свободное время, можно сходить туда. Там подают настоящий кофе.
Перони рассердился и затараторил на разговорном итальянском, каким пользуются постовые, споря между собой:
— Послушай, детка. Не надо выбрасывать игрушки из коляски. Ты имеешь дело с парнями, которые всю жизнь здесь прожили. Мы знаем «Тацца д’оро» с тех пор, когда туда начали впускать янки.
— С тех пор, как они поняли, что мы даем хорошие чаевые. Где ты жил в Тоскане?
— Возле Сиены.
— Чувствуется по произношению. — Она кивнула Косте: — Он католик, принадлежит к среднему классу, так как в его речи не много ругательств. — Эмили Дикон умолкла. — Теперь вы мне больше доверяете?
— Вроде да, — признал Коста. — Ты явно не в колледже научилась распознавать диалекты.
Она кивнула.
— В детстве я почти десять лет жила в Риме. В хорошем доме на Авентино. Встречи и разговоры происходят сами собой. Кто-то в автобусе с неприязнью смотрит на вас, а потом читает вам лекцию о природе колониализма. Уж римляне-то знают, о чем говорят. Порой кто-то просто плюет вам в лицо. И такое бывает.
— Часто? — поинтересовался Перони.
Эмили сделала глоток из чашки и изобразила на лице кислую гримасу.
— Нет. Я, конечно, преувеличиваю. Такое случалось в пору моего детства. На самом деле… — Казалось, она на миг забыла об их существовании и начала вести разговор сама с собой. — Я о таких эпизодах теперь даже не вспоминаю. Мне здесь очень нравилось, и я не хотела отсюда уезжать.
— Теперь мир стал другим, изменился в худшую сторону, — заметил Коста.
— Согласна. — Эмили заерзала на твердом кабинетном стуле, видимо,
Коста сообщил о девочке, которая при них убежала из Пантеона, и о том, что та, по-видимому, прибыла сюда именно с Балкан. Потом показал Эмили фото, сделанное Мауро. Она увидела юное испуганное лицо.
— Бедная бродяжка, — промолвила она. — Пыталась залезть вам в карман, будучи до смерти напуганной. Они действительно доведены до полного отчаяния?
Коста ненавидел упрощенные объяснения.
— Иногда они идут на крайности. Не хочу никого осуждать, однако на улицах найдется немало людей, кричащих «Цыгане!» по поводу любого мелкого нарушения. У нас хватает и своих преступников. Хотя, честно говоря, многие иммигранты готовы на все, лишь бы выжить. А кто-то делает на их беде свой бизнес. Система жестко структурирована, в ней имеются свои железные правила.
— Хорошо, — сказала Эмили. — Значит, у вас есть шансы поймать ее.
Пришла очередь отвечать Перони. Коста внимательно смотрел на товарища.
— Может, и поймаем, — согласился он.
— У нее здесь семья? Есть возможность вычислить ее через родственников?
— У большинства из этих людей нет родных, — объяснил Перони.
— Когда Липман вызвал тебя, чтобы дать задание, — заговорил Коста, — ты, разумеется, не могла отказаться. Преступник убил твоего отца, и ты хочешь, чтобы справедливость восторжествовала. Ты принимаешь расследование гораздо ближе к сердцу, чем мы. У тебя тут… личный интерес. И это обстоятельство меня беспокоит.
Эмили Дикон в последний раз взглянула на снимок и положила его на стол.
— Я могла бы ответить отказом, когда отец предложил мне Работу в ФБР. В то время у меня уже имелся диплом архитектора. Я могла бы получить степень магистра. Возможно, в Италии. — Она пристально посмотрела на Косту. — Вы не понимаете. Мы Диконы — уважаемый бостонский род. У нас в семье сильно развито чувство долга. Мои родственники работали в правительстве на протяжении ста лет. В министерстве финансов, в Госдепартаменте, в министерстве обороны. Такие уж мы.
Коста хотел бы знать, насколько она верит в то, о чем говорит.
— А когда мы найдем этого человека, чего ты потребуешь от нас тогда?
— Справедливости, — ответила Эмили просто.
— Агент Липман тоже этого хочет?
— Джоэл Липман — примитивное создание, движимое простейшими желаниями. — В ее голосе звучало отчужденное, холодное презрение. — Именно благодаря таким типам, как он, иностранцы плюют в людей вроде меня. Спросите его, что ему надо. — На минуту она задумалась, потом окинула итальянцев проницательным взглядом. — Я знаю точно, что мне нужно. Я хочу, чтобы этот человек предстал перед судом, где бы ему предъявили обвинения за убийства всех его жертв. Пусть он ответит за все разрушенные жизни. Я хочу, чтобы его посадили в тюрьму, где ему до конца дней являлись бы призраки убитых им людей. Я буду спать спокойно, зная, что преступник изолирован и уже больше никому не причинит зла. Вы меня поняли?