Священный метод
Шрифт:
– Что это было такое? – недоуменно спросил Ри.
– Понятия не имею, – отозвался Скрипач. – Народ, быстрее. Время.
Бежать, к сожалению, было нельзя, поэтому приходилось быстро идти, приноравливаясь к общему нервозному ритму.
Около проспекта Косыгина (точнее, той улицы, которая на Терре-ноль носила такое название) было более людно, и как-то эмоционально поспокойнее. Ит обратил внимание, что девяносто процентов людей, которых они видят, – это молодежь и подростки. Детей тоже было много, даже, пожалуй, излишне
– Апрей, – пробормотал Ри. – Похожая ситуация с демографией.
– Заткнись, – сквозь зубы приказал Скрипач. – Договоришься.
Дальше шли в молчании. Потом Ит велел Ри и Киру их дожидаться, а сам быстро пошел куда-то в сторону моста. Скрипач, секунду подумав, пошел в обратном направлении.
– Что они делают? – шепотом спросил Ри.
– Смотрят дорогу. Через мост надо как-то перебраться.
– Так пешком…
– Не похоже, что можно пешком, – возразил Кир. – Гений, стой молча. Пожалуйста.
Скрипач вернулся через три минуты, Ит – через десять.
– Мост перекрыт, – сообщил он. – Пешком там не ходят. Но можно переехать на автобусе.
– Остановка которого на другой стороне дороги, – присовокупил Скрипач. – Идем.
Как выяснилось, выйти из автобуса на нужной остановке было невозможно – выпускали только по специальному пропуску. Остановка располагалась вплотную к высокому бетонному забору, опутанному по верху колючей проволокой, в нескольких метрах от КПП, который выглядел совершенно недвусмысленно. Классика: железные тяжелые ворота, будочка охраны с зарешеченными окнами-бойницами. Первый раз проехали мимо, посмотрели. Вернулись. Снова сели в автобус, снова проехали.
– Бесполезно, – констатировал Ит. – Мы бы двое прошли. Но с вами, лосями, там не прорвешься никак. Ладно, попробуем иначе.
Ри нервничал – времени оставалось всё меньше и меньше, а они даже не добрались до портала. Скрипач успокоил – он успел заметить, что забор выглядит так неприступно только со стороны проспекта, а вот со стороны поймы он старый, местами даже с прорехами. Ничего, пролезем, придется, правда, пройтись по болоту, но танки грязи не боятся, а ты, гений, у нас танк еще тот.
– Между прочим, примерно в этом месте я в свое время встретил Футари и Комманну, – напомнил Ит. От воспоминания стало не по себе, он зябко передернул плечами.
– На Соде, – напомнил Скрипач.
– Который тоже с осколком Сонма, – пожал плечами Ит. – Так что большой разницы не вижу.
– Ну в этом смысле да…
Сейчас они стояли на перекрестке улицы Трофимова и проспекта Косыгина, на небольшом пригорке, и смотрели вниз, на пойму. Там, за широкой полосой темной воды, можно было, пусть и с трудом, различить за деревьями тот самый забор, который предстояло преодолеть, пройдя через болото.
– Ноги промочим, – обреченно проворчал Кир. – Гений, держи сумку с мелкими повыше. На всякий случай. А
– Чудовище, заткнись! – приглушенно возмутились из сумки. – И давайте уже быстрее, тут воняет так, что сдохнуть можно!..
Ничего-то в этот день у Агата не ладилось, ну совсем ничего. Сначала мать наорала, что у них всю ночь музыка играет, потом Владка, дубина стоеросовая, сожгла кашу, а потом и вовсе на самых подходах к нужному автобусу оторвалась и улетела куда-то пуговица с совсем еще нового пальто. Пойди теперь, достань такую же! Или слишком маленькая будет, или большая, петлю придется подрезать.
На работу Агат ехал в плохом настроении, а как приехал, так оно еще сильнее ухудшилось: сегодня старшим по смене оказался Борисыч, а Борисыч злой, как черт, и никогда лишнего горючего не нальет – а горючка при резких маневрах да при турборежиме съедается только в путь. Совсем Агат приуныл, однако надо было двигаться, и он, ворча себе под нос и жалуясь на судьбу, поплелся к своему «пауку». Выходить в рейд ему совершенно не улыбалось.
Совсем вроде бы коротенький маршрут, но как же страшно-то!
Последние дни Агату всё меньше и меньше хотелось снова садиться в кабину «паука» и четыре раза, с получасовым перерывом, проезжать эти километры. Страшно было настолько, что руки костенели, а сердце колотилось каждый раз, как пойманная птица. Чуял Агат – что-то надвигается на него. Словно издали идет. По шажочку.
А сегодня, кажись, совсем близко подошло.
И ведь ничего не поделаешь! Больным не скажешься, не убежишь. Не та эта работа, на которой можно сказаться и сбежать. Совсем не та. На какой-то другой, может быть, и прокатило бы, но не тут, в патруле.
«Паук» неохотно, словно бы через силу, выполз из ангара и потащился, покачиваясь, навстречу зимнему черному вечеру. Тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, тса-ди-ки, привычно застрекотали его лапы-ноги, звук этот всегда успокаивал Агата, ободрял, да еще и в кабине становилось с каждой минутой всё теплее и теплее.
Ничего, ничего, подбодрял себя Агат. Всё нормики. Вот откатаю четыре круга, и домой. Всеблагому помолимся, в игрушку поиграем, на ужин мать макарон обещала с салом и с луком… Всё будет нормики. Надо только потерпеть немного.
Невдалеке от точки восемнадцать он остановил машину, вытянул турборычаг. Услышал ставший уже привычным лязг – дополнительные ноги вышли из ниш. Агат молитвенно поднял глаза, обращаясь к Всеблагому…
Тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, тса-ди-ки-та, стрекотали ноги с одной стороны, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, по-джаа-луц-ста, вторили ноги с другой. «Паук» покачивался, как лодка на мелкой речной волне, Агат, вцепившись в два рычага управления, напряженно всматривался в подлесок, в два световых конуса, выбрасываемых перед ним фарами.