Святая Иоанна (Хроника в шести частях с эпилогом)
Шрифт:
Ладвеню (медленно читает). Я, Жанна, обычно именуемая Девой, жалкая грешница, признаю себя виновной в следующих тяжких преступлениях. Я ложно утверждала, что получаю откровения от Бога, ангелов его и святых угодников, и, упорствуя в своей неправоте, отвергала предостережения Церкви, внушавшей мне, что видения мои суть соблазн дьявольский. Я мерзко кощунствовала перед Богом, ибо носила нескромный наряд, осужденный Священным писанием и канонами Церкви. Я также стригла волосы по-мужски, и, отринув женскую кротость, столь приятную Богу, я взяла меч и запятнала себя пролитием человеческой крови, ибо побуждала людей убивать друг друга и обманывала их, вызывая злых
Инквизитор. Ты поняла, Жанна?
Жанна (безучастно). Чего ж тут не понять. Все ясно.
Инквизитор. И ты подтверждаешь, что это правда?
Жанна. Может, и правда. Кабы не было правдой, так костер не ждал бы меня на рыночной площади.
Ладвеню (взяв перо и книгу, быстро подходит к ней, видимо опасаясь, как бы она опять не сказала лишнего). Ну, дитя мое, подпишем. Я буду водить твоей рукой. Возьми перо.
Она берет, и они начинают вместе писать, положив лист на Библию.
И-о-а-н-н-а. Хорошо. Теперь уже сама поставь свой знак.
Жанна (ставит крест и, удрученная, возвращает перо, душа ее восстает против того, на что толкает ее рассудок и телесный страх). Вот!
Ладвеню (кладет перо обратно на стол и с поклоном вручает отречение епископу). Восхвалим Господа, братие, ибо заблудшая овца вновь приобщена к стаду; и пастырь радуется о ней больше, чем о девяносто девяти праведниках. (Возвращается на свое место.)
Инквизитор (берет отречение у Кошона). Объявляем, что этим актом отречения ты избавлена от грозившей тебе опасности отлучения от Церкви. (Бросает бумагу на стол.)
Жанна. Спасибо.
Инквизитор. Но так как ты в гордыне своей тяжко согрешила против Бога и Святой Церкви, то, дабы не было у тебя соблазна снова впасть в заблуждение и дабы ты могла в молитвенном уединении оплакать совершенные тобой ошибки, и смыть свои грехи покаянием, и в смертный твой час незапятнанной предстать перед Богом, мы, ради блага твоей души, осуждаем тебя отныне и до конца твоих дней на земле вкушать хлеб скорби и пить воду горести в вечном заточении.
Жанна (встает, охваченная ужасом и неудержимым гневом). В вечном заточении! Как? Значит, меня не отпустят?
Ладвеню (кротко изумляется). Отпустить тебя, после всех твоих прегрешений?.. Ты бредишь, дитя!
Жанна. Дайте мне эту бумагу. (Подбегает к столу, хватает отречение и рвет его на куски.) Зажигайте свой костер! Лучше сгореть, чем так жить — как крыса в норе! Мои голоса были правы.
Ладвеню. Жанна! Жанна!
Жанна. Да. Они сказали мне, что вы все дураки.
Всеобщее возмущение.
Жанна.
Негодующие восклицания.
Жанна. По-вашему жить — это значит только не быть мертвым! — Хлеб и вода — это мне не страшно. Я могу питаться одним хлебом; когда я просила большего? И разве плохо пить воду, если она чиста? В хлебе нет для меня скорби и в воде нет горести. Но запрятать меня в каменный мешок, чтобы я не видела солнца, полей, цветов; сковать мне ноги, чтоб никогда уже не пришлось мне проскакать по дороге верхом вместе с солдатами или взбежать на холм; заставить меня в темном углу дышать плесенью и гнилью; отнять у меня все, что помогало мне сохранить в сердце любовь к Богу, когда из-за вашей злобы и глупости я готова была его возненавидеть, — да это хуже, чем та печь в Библии, которую семь раз раскаляли огнем! Я согласна; пусть у меня возьмут боевого коня; пусть я буду путаться в юбках; пусть мимо проедут рыцари и солдаты с трубами и знаменами, а я буду только смотреть им вслед в толпе других женщин! Лишь бы мне слышать, как ветер шумит в верхушках деревьев, как заливается жаворонок в сияющем весеннем небе, как блеют ягнята свежим морозным утром, как звонят мои милые-милые колокола и голоса ангелов доносятся ко мне по ветру. Но без этого я не могу жить. И раз вы способны отнять все это у меня или у другого человеческого существа, то я теперь твердо знаю, что ваш совет от дьявола, а мой — от Бога!
Асессоры (в страшном волнении). Кощунство! Кощунство! В нее вселились бесы! Она говорит, наш совет от дьявола! А ее от Бога! Чудовищно! Дьявол среди нас! (И т. д.)
Д’Эстиве (стараясь перекричать шум). Она снова впала в ересь! Нераскаявшаяся еретичка, неисправимая, недостойная милосердия, которое мы ей оказали! Я требую ее отлучения!
Капеллан (палачу). Зажигай огонь! На костер ее!
Палач и его помощники торопливо уходят во двор.
Ладвеню. Безумная! Если твой совет от Бога, почему же Бог не освободил тебя?
Жанна. Его пути — не ваши пути. Он хочет, чтобы я пришла к нему сквозь пламя. Я его дитя, а вы недостойны, чтобы я жила среди вас. Вот вам мое последнее слово.
Солдаты хватают ее.
Кошон (встает). Погодите! Еще не время.
Солдаты останавливаются. Наступает мертвая тишина. Кошон обращает к Инквизитору вопросительный взгляд. Тот утвердительно кивает. Оба встают и начинают торжественно возглашать по очереди, как два хора при пении антифона.
Мы объявляем, что ты нераскаявшаяся еретичка, повторно впавшая в ересь.
Инквизитор. Отколовшаяся от единства Церкви.
Кошон. Отрезанная от ее тела.
Инквизитор. Зараженная проказой ереси.
Кошон. Уд сатаны.
Инквизитор. Мы постановляем, что ты подлежишь отлучению от Церкви.
Кошон. И ныне мы извергаем тебя вон, отчуждаем от тела Церкви и передаем в руки светской власти.
Инквизитор. Призывая помянутую светскую власть обойтись с тобой с возможной кротостью без пролития крови и отсечения членов. (Садится.)
Кошон. И в случае искреннего твоего раскаяния позволить брату Мартину дать тебе святое причастие.