Святая кровь
Шрифт:
— Бог ты мой, а с тобой-то что стряслось?
— Долго рассказывать, — бойко ответил Енох, обеспокоенный мыслью, что Амит обдумывает план нападения со своим игрушечным пистолетиком. — Выбрось эту пукалку и возьми вот.
Он сунул ему в руки «галил».
— Премного благодарен, — ответил Амит, уверенно ухватив автомат левой рукой.
— Они внутри?
Енох отстегнул магазин от третьего «галила» и опустил автомат на землю сада.
— Боюсь, что так, — мрачно ответил Амит.
— Раввин и… сколько с ним? — спросил Енох, засовывая магазин в карман.
— Осталось девять. С оружием, по-моему, только двое или трое.
— Шансов поболе, чем в Газе.
— Намного.
—
— Пока жива.
— Хорошо.
Енох глубоко вздохнул. Кажется, сосульки в легких стали таять.
— Мобильник с собой?
Благодаря водоему телефон Еноха приказал долго жить в тот момент, когда он попытался его включить.
— Да.
Амит достал аппарат из кармана.
Енох набрал номер штаб-квартиры «Моссада» и, назвав свой ID, сообщил в отдел, что Коэн со своей командой уже проник внутрь «Купола скалы» с неопознанным оборудованием и заложницей. Ему не было необходимости настаивать на поддержке или давать инструкции: колесо завертелось.
— Ждать подмоги не будем, — сказал Амит. — Едва Коэн услышит, что они на подходе…
— Знаю, — ответил Енох и вернул телефон. — Я не собираюсь помирать тут. Примем это в расчет, идет?
— Идет, — гордо ответил Амит.
Как вырос паренек. Прежде он был немного другим.
Оба кинулись вверх по ступеням и через платформу. В центре нижнего яруса отделанной мрамором храмовой стены находилась двустворчатая дверь. Как и на остальных семи стенах, здесь было семь витражных окон, расположенных на одной линии над дверями, где настенная мраморная облицовка сменялась арабскими изразцами. Так что друзьям не стоило беспокоиться о том, что кто-то изнутри увидит их приближение.
Как только они достигли стены, Енох вскинул автомат, чтобы расстрелять дверной замок. Но Амит успел остановить его и полез в карман за набором своих незаменимых отмычек.
85
Остановившись над ковчегом, Шарлотта удивилась его солидным размерам: она запросто могла свернуться калачиком внутри. На передней стенке красовался картуш, [125] расположенный над большим выгравированным диском с расходящимися от него вниз лучами, каждый из которых соединялся с анком: [126] без сомнений, изображение солнца. Небольшие идеограммы аккуратными колонками покрывали остальную поверхность передней стенки, как, впрочем, и боковые панели ковчега. Ей подумалось, что заднюю стенку украшают аналогичные гравировки. Идея рисунка могла иметь только одно происхождение:
125
Лепное украшение (или орнамент) в виде щита с завитками или полуразвернутого свитка.
126
Анк, анх, или египетский крест, — Т-образная фигура, увенчанная кольцом, символ жизни в Древнем Египте.
— Это же египетские символы и изображения, — сказала она. — Почему они…
Ее голос пресекся.
Раввин знающе улыбнулся.
— Когда-то очень давно Египет был местом обитания необъяснимой жизненной силы, которую египтяне прозвали «ка», что можно перевести как источник наивысшей силы, приписываемой солнцу и вечному свету. Древние египтяне поклонялись сотням богов, но бог солнца всегда оставался божеством высшим. Его олицетворение встречалось буквально во всех сферах жизни их общества — от зданий до погребальных ритуалов. А их секреты тысячи
Коэн продолжил рассказ о том, как приблизительно в 1350 году до нашей эры первый в Египте и единственный монотеистический правитель Эхнатон пришел к власти и повелел строить новую столицу на восточном берегу Нила, [127] между сильными городами Мемфисом на севере и Фивами на юге. Город, всецело посвященный единственному верховному божеству и создателю. Со временем фараон полностью расстался с политеистической храмовой системой, что способствовало бурному росту богатства и власти многовекового египетского духовенства, жрецам Амуна.
127
Также известен под именем Аменхотеп IV, муж Нефертити.
— Эхнатон нажил себе многочисленных врагов, — продолжал Коэн. — И когда в Египте разразилась жуткая эпидемия чумы, жрецы Амуна тут же обвинили в обрушившемся несчастье эхнатоновское отступление от веры. Они заявляли, что фараон тайно нарушил Маат, духовные узы, объединяющие все элементы во вселенной. В связи с этим по стране стали вспыхивать бунты, разжигаемые противниками фараона, количество которых росло. Опасаясь не только смерти и репрессий по отношению к своей семье, но и разрушения новой столицы, Эхнатон доверил тайный вывоз самых могущественных реликвий своему наиболее приближенному визирю.
«В точности как в сто пятьдесят четвертом году до нашей эры, когда Ониас, [128] спасаясь бегством от иерусалимского Синедриона, изъял ковчег из тайника в Кумране и перевез его в безопасное место в Гелиополисе», — подумал Коэн.
— Визирь был человеком добродетельным и хранил секреты древних, пока Ониас пребывал в «должности» первосвященника храма Эхнатона. Звали визиря Моисеем.
— Тот самый Моисей?
— Тот самый, — кивнул Коэн.
128
Ониас, или Хоний IV (Хоний Младший), — сын смещенного при Антиохе Эпифане иерусалимского первосвященника Хония III. Хоний IV прибыл из Иудеи в Египет и, считая себя законным преемником первосвященнического сана, решил воздвигнуть для египетских евреев особый храм. Царь Птолемей VI дал на это свое согласие. В округе Гелиополя был воздвигнут красивый храм, убранный по образцу Иерусалимского (160 г.). Богослужение в нем совершали Ониас и другие священники и левиты, переселившиеся во время смут из Иудеи. Для этих священнослужителей был построен возле храма особый городок, названный Онионом, по имени Ониаса. Еврейский храм в Египте просуществовал больше двух столетий.
Душа Коэна ликовала, и он едва сдерживался, чтобы не дать себе волю и не пуститься в проповеди. Сейчас он был в положении человека, переживающего уникальный момент, когда устремления всей его жизни вдруг слились в единое событие. Шарлотта просто физически ощущала, как ему необходимо было поведать свою историю, словно хотя бы для того, чтобы убедиться: если амбициозный план рухнет, его тайное знание (а возможно, и оправдание за предпринятые действия) могут быть переданы другому. И Шарлотта решила подбодрить раввина, дабы потянуть время. Вдруг израильтяне поспеют на помощь прежде, чем случится что-либо худое?