Святая Русь

Балашов Дмитрий Михайлович

Должны видеть, что нас толкали на войну с кочевниками, загораживаясь нами каждый раз и бросая Русь во снедь поганым. Не потому ли погиб святой Михаил Черниговский, что поверил лукавым обещаниям Запада, данным ему на Лионском соборе? Поверил в крестовый поход противу иноверных, меж тем как никто и не мыслил из них идти защищать Русь!

От Магнусова крестового похода, от яростных набегов свеев и тевтонских рыцарей, рекомых божьих дворян, и еще от взятия Цареграда крестоносцами не прекращается натиск католиков на Русь! И не прекратится даже и в нынешнем раздрасии, которое не остановит никого из них в стремлении сокрушить «схизму», сиречь освященное православие!

Мы

должны помнить, что еще при Гедимине, а паки при Ольгерде, и угры, и ляхи чуть только захватывали Русскую землю, ту же Подолию, тот же Галич с Волынью, тотчас закрывали православные храмы, инача их на богомерзкое латынское служение! Что тех славян, кои приняли власть папы, тотчас направляют на истребление братьев своих, приявших православие, – как сего не видети! Та же богомерзкая тля, что происходит в царстве Сербском, где кроаты, обращаемые в католичество, наущаются на православных, предстоит и нашей земле! Даже Магометова вера латинам ближе, чем православие! Мы-де такие еретики, от коих Бога тошнит!

Вспомните прехитрых фрягов, толкнувших Мамая к походу на Русь! И ежели бы не мужество русских полков на Дону, не сидели бы мы днесь в креслах сих, а под рабским ярмом пахали землю для новых хозяев Руси Великой!

И ныне, с подчинением Великой Литвы латынской вере, наступают воистину страшные времена! Воев из Галича, из Владимира-Волынского, из матери городов русских Киева пошлют на Москву, на Владимирскую Русь, дабы нам перебить друг друга! Не забудьте, что Ягайло вел русские полки, дабы помочь Мамаю и фрягам в Донской битве! Вот к чему зовет прехитрая латынская прелесть!

В палате после горячих слов Федора повисло тяжелое молчание. Но вот зашевелился в своем кресле Суздальский владыка Евфросин.

– Когда нашего Дионисия заморили в Киеве, не Киприан ли стоял за действиями литовского князя? – вопросил он в лоб и, не давая перебить себя, домолвил: – Не вешаем ли мы с ним вместе жернов осельный на шею себе? Быть может, великий князь Дмитрий прав, что небрежет Киприаном и держит при себе Пимена?

Федор в глубине души ждал этого вопрошания. Ответил как можно спокойнее, лишь постепенно разгорячаясь и возвышая голос:

– Не стану рещи о том, виновен ли и насколько виновен Киприан в пленении Дионисия! Не стану! – Он приодержался, твердо поглядев в очи Евфросину. («Дионисий мертв, и его не воскресить. Должно думать о том, что в наших силах!» – договорил он твердостью взора своего.) – Не стану, но напомню, что, говоря о Пимене, мы говорим об убийце архипастыря Митяя, об узурпаторе, взяточнике, готовом за серебро и власть продать родину, церковь и все на свете, даже и до самого Христа! Не говоря уже о том, что Пимен – должник фрягов о сю пору, и не вем – чем будет он им платить?

Несколько голов, украшенных высокими клобуками, склонились согласно. О Пимене мыслили именно так.

– И подумайте теперь, что возможет натворить сей муж на престоле вершителя судеб Руси Великой! Но даже, – продолжал Федор со страстью, обращаясь теперь к одному Евфросину Суздальскому, – даже ежели бы на месте сем стоял великий муж, однако не принятый литовскими князьями, тот же Дионисий, украшенный всеми добродетелями и истинно святой муж! Что бы переменилось в том, что латины всю Киевщину, как и Галичину, потщатся ныне обратить в католическую веру и, во всяком случае, оторвать от Владимирской митрополии?! Что переменилось бы в грядущих судьбах Руси?

Потщимся помыслить о временах грядущих! Позоровав на задняя, яснее переднее узрети! Кто мы были и чем мы были при великих князьях киевских? От нас дрожала земля! Не от нас ли угры каменные города крепили железными вороты,

литва и ляхи из болот не выныкивали, вяда и мордва бортничали на великого Киевского князя, а византийский василевс великие дары слал ему опаса ради! И отселе до Дышущего моря, от Камня до Карпат, все то была великая Русская земля, и море Греческое в ту пору звалось уже Русским морем! Вот пределы той, прежней Руси Великой! Дак почто ж мы ныне, пришед в умаление, не мыслим о грядущем величии Руси? Неужто уже ушли русичи из той же Галичины с Волынью, из того же Львова, Холма, Перемышля, Владимира и Галича? Или в Киеве уже не русичи сидят, не мати градам русским Золотой Киев, но обратился заброшенною далекой украйной, как некогда звалось Залесье, пока населяла его дикая меря, да мурома, да мордва. Неужто диким полем стала ныне Золотая Киевская Русь? Да кабы и стала! Не должно ли свято верить, что в грядущем восстанет, объединится вновь, извергнув находчиков, великая наша земля? И что для тех именно грядущих лет обязаны мы сохранить в единстве русскую митрополию, дабы гибельное раздрасие не сгубило свет православия в славянских землях? Да ведь не о себе токмо – о всем мире должны мы ныне заботить себя, ибо одни мы останем скоро хранителями непорушенных заповедей Христовых!

Уже яснеет конец Византии, уже великие царства, Сербское и Болгарское, падают под ударами безбожных турок, и кто сохранит теплимую свечу? Кто охранит скрижали, запечатлевшие слово Бога нашего, ибо Иисус Христос – свет во тьме, и без него несть жизни человекам! И наш народ, крест на рамена возложивший, народ-богоносец! И от сего креста мы отказаться не смеем уже, иначе погибнем и мы, и мир! Вот о чем ныне надобно мыслить, братия, и вот почему не Пимен и не кто иной, а именно Киприан надобен ныне русской, в обстоянии находящейся церкви!

Да, да, Киприан! Сумевший поладить со многими литовскими князьями, обратив их в православие, сумевший поладить и с Ягайлой, и с Витовтом и, вместе, сугубый защитник правой веры! Быть может, нелюбие к нему великого князя Дмитрия есть ныне сугубая препона для дела церкви!

Да, во времена Ольгерда, когда думалось, мечталось о православном крещении Литвы, была, была опасность, что литвины переймут власть у русских князей. Но ныне, с обращением Ягайлы и всей Литвы в латынство, этой опасности нет, не скажем ли, братия: увы, нет! Сейчас опасность иная: не потерять бы нам света веры православной в Подолии и Червонной Руси, в Киеве, Галиче и на Волыни! Пока будет единая митрополия, мы едины. Мы великий народ, лишь на время угнетенный и разделенный. Но не дай Бог, ежели мы обратимся в несколько малых и которующих языков! Погибнем, яко поморяне и пруссы, некогда сильные и славные племена, но возгордившиеся силой своей и не возмогшие сойти в любовь друг к другу и создать единое государство, могущее остановить тевтонов!

И помните, други! Великим народам не прощают их прежнего величия! Враги, видя умаление их, радуются, а вчерашние друзья, обманутые в надеждах своих, начинают проклинать и тоже становятся врагами! И несть спасения таковому народу на земли!

Иерархи молчали. Надо всеми повеяло незримо, словно лёт ангельских крыл, горькою правдою Федоровых слов. И каждый прикидывал: как он, именно он посмеет возразить Пимену?

После долгого промедления заговорили. Спорили, то решаясь на крайние меры, коих требовал Федор, то отступая вновь и опять. Остановили все же на том, что решать о Пимене должно не им, а Константинопольской патриархии. Они же должны совокупно заставить Пимена поехать в Константинополь к новому патриарху, о чем тут же порешили составить общую грамоту и подать ее Пимену тотчас, не стряпая…