Святая с темным прошлым
Шрифт:
– Вижу, правду говорили наши гарнизонные дамы, – продолжал офицер. Ласковый был у него взгляд и веселый.
– Что же они говорили?
– Что объявилась в горах отшельница самой праведной и строгой жизни.
Внешне был офицер почтителен, но мягкие, упругие губы его так и готовы были дрогнуть в улыбке, будто не верил он ни единому слову, которое произносил.
– Да я не то чтобы отшельница… – пробормотала Василиса.
– Кто же ты?
– Вот живу тут по милости Божьей, – уклонилась девушка от ответа.
Офицер промолчал, но можно было биться об заклад, что
– И каково тебе тут живется? – спросил он чуть погодя. – Чем питаешься? Поди, акридами и диким медом [4] ?
– Если б медом! – с горечью вырвалось у Василисы. Голод, на время притихший, вновь дал о себе знать.
Офицер посерьезнел. Окинул внимательным взглядом убогую пещеру, истонченное долгим постом Василисино лицо и руки, на которых видна была каждая жилка.
4
Акридами (саранчой) и диким медом питался в пустыне, согласно Евангелию, Иоанн Креститель.
– Жаль, припасов никаких я с собой не взял! – сказал он. – Ну да ничего: поедешь со мной. Наш полк стоит в Ахтиарской бухте, отсюда не далеко. Там тебя накормим, приют дадим.
Василиса покачала головой.
– Что так? – удивленно поднял брови офицер, не привыкший, по-видимому, встречать отказ.
– Здесь у меня приют, – тихо ответила Василиса.
– Здесь еды никакой не сыскать.
– Не хлебом единым, – уважительно, но твердо ответила Василиса.
– Но ты же совсем одна, без защиты.
– Не одна я: ангел мой хранитель здесь незримо предстоит. До сих пор он от меня беду отводил.
Офицер пожал плечами:
– Не пойму я тебя что-то! Говоришь, не отшельница, а к людям не идешь. Или ты меня боишься?
Василиса покачала головой:
– Не вас я боюсь, греха боюсь.
Озадаченно молчал офицер, сохраняя для видимости на губах усмешку. Молчала и Василиса, хоть душа у нее в те мгновения и дрожала, точно земля, по которой марширует полк солдат.
– Откуда же ты взялась такая? – вновь заговорил офицер, глядя на нее с пристальным интересом.
– Да вон с той дороги, – Василиса махнула в ее сторону рукой.
– А на дороге как очутилась?
Привычка повелевать явственно читалась в том тоне, каким он задавал вопросы, и Василиса на время тревожно замкнула душу.
– По случаю, – невиннейшим голосом объявила она.
Офицер покачал головой:
– С тобой говорить – что крепость штурмовать.
Василиса опустила глаза, кровь бросилась ей в лицо.
– Какая ж я крепость супротив вас, – произнесла она тихо.
Выжидательная тишина разлилась между ними, как река в половодье, и ни один не решался начать к другому переправу.
– А правду ли говорят, – спросил вдруг офицер, внимательно изучая Василису взглядом, – что ты наставления мудрые даешь?
– О чем меня спросят, о том скажу, что знаю, – вновь ускользнула от прямого ответа девушка.
– Много ли ты знаешь в твои-то годы?
– Много не много, а ответить хватает.
– Дай
– Ну, от пули на войне не уберечься, – медленно проговорила Василиса, не нащупывая ни единой незримой нити, что тянулась бы от него и за которую можно было бы ухватиться. Но тут вдруг опять кольнуло ее воспоминание: ни дать ни взять, актер перед ней стоит! Та же приятственная маска на лице и тщательно скрываемая под этой маской душа. И, против воли, вырвалось у нее:
– От лицедейства одна беда, ваше благородие! Оно невесть до чего довести может!
Каменно-неживым стало на миг лицо офицера, как если бы девушка предрекла ему скорую смерть. Но тут же он вновь овладел собой и улыбнулся «пустыннице» с дружелюбным высокомерием:
– До чего же оно довести может?
– Да вот… до Таврической области, – печально ответила Василиса, вспоминая свой путь.
На сей раз офицер ничем себя не выдал, и лицо его продолжало сохранять прежнее выражение. Но, судя по тому, как медленно произносил он следующие слова, потрясение его было велико:
– Не пойму я, о чем ты толкуешь! Разве ж я актер?
Василиса отвела взгляд. Слово «нет» по каким-то неведомым ей причинам застревало в горле.
– Что ж, и на том спасибо! – сказал офицер с напряженной улыбкой. – Буду знать, что на театре мне не место!
Неожиданно резко повернувшись, зашагал он вниз по тропе. Василиса подалась было за ним, но, смирив себя, замерла, дыша глубоко и мучительно.
Через несколько шагов офицер, принудив себя к вежливости, остановился и обернулся:
– Ну, бывай здорова, пустынница! Молись за раба Божьего Михаила! – попрощался он с ней без малейшего тепла в голосе.
Василиса молча кивнула, не сводя с него взгляда и с ужасом и восторгом ощущая, как рвет свои путы стреноженная ее душа и устремляется в неведомое доселе чувство, как в чистое поле.
Неистребимо человеческое желание заглянуть в собственное будущее, что бы оно ни сулило! Всячески осуждая гадание и ворожбу, Церковь, тем не менее, признает, что люди особой духовной прозорливости, именуемые старцами, способны не только дать человеку, пусть и впервые представшему перед ними, верное наставление, но и предсказать его судьбу. Посему поток желающих получить совет и предсказание из достойных уст не иссякает с древнейших времен и по сей день.
Старцы – практически всегда монахи либо отшельники, как правило, люди не молодые, хотя последнее не является обязательным условием. Как знать, в каком возрасте человек стяжает духовные дары? Так что молодость Василисы не отпугивала тех, кто поднимался к ее пещере, а сомнений в ее исключительности у гостей не возникало. Вдумайтесь: в том мире, где каждый стоит на строго определенном месте сообразно сословию и полу, девушка, ведущая монашеский образ жизни в одиночку, практически в чужой стране, не могла не восприниматься как уникальное явление.