Святилище
Шрифт:
Впервые увидев фотографию, Мередит задумалась: быть может, знай она о карьере Луизы, не бросила бы музыку? Она не знала. И не помнила, чтобы родная мать, Жанет, когда-нибудь садилась за пианино или пела. Вспоминались только крики, плач и то, что приходило потом.
Музыка вошла в жизнь Мередит, когда ей было восемь лет, — так она думала. Открытие, что с самого начала было что-то, скрытое в глубине, изменило картину. В тот заснеженный день 2000 года мир Мередит изменился. Фотографии и ноты стали якорем, привязавшим ее к прошлому, и она уже знала, что придет день, когда она отправится на поиски.
Прошло
Мередит взглянула на часы — 00:23. Она улыбнулась.
Уже не завтра. Сегодня.
Утром не осталось ни следа ночных треволнений. Она с нетерпением ждала часа отлета. Что бы из этого ни вышло, несколько дней спокойного отдыха в горах — как раз то, что надо. Самолет в Тулузу вылетал после полудня. В Париже она сделала все, что собиралась, а начинать что-то наспех не хотелось, поэтому она немного повалялась в постели с книжкой, потом встала и позавтракала на солнышке в уже привычном баре и отправилась на обход обычных туристских достопримечательностей. Она побродила в тени знакомой колоннады на улице Риволи, обходя студентов с городскими рюкзаками и группы туристов, отслеживающих маршруты «Кода да Винчи». Постояла перед пирамидой Лувра, но длинная очередь отпугнула ее.
Она нашла себе зеленое металлическое кресло в саду Тюильри и пожалела, что слишком тепло оделась. Воздух был теплым и влажным, погода в конце октября словно сошла с ума. Мередит полюбила этот город, но сегодня воздух был отравлен выхлопами машин и сигаретным дымом с террас кафе. Она подумала, не выйти ли к реке, чтобы прокатиться на речном трамвае. А можно еще заглянуть в «Шекспир и K°» — легендарную книжную лавку на Левом берегу, ставшую чуть ли не Меккой для посещающих Париж американцев. Но настроения не было. По правде сказать, она бы не прочь пройтись по туристским маршрутам, будь там поменьше туристов.
Многие из мест, куда можно было бы зайти, оказались закрыты, так что Мередит, вернувшись к Дебюсси, решила еще раз побывать у дома его детства, на улице, которая в 1890-х называлась улицей Берлин.
Повязав куртку рукавами на пояс, она, уже не подглядывая в карту, находила дорогу в паутине улиц. Шла она быстро и целеустремленно, стараясь сворачивать туда, где не проходила раньше. Через пять минут остановилась и, прикрыв глаза козырьком ладони, подняла взгляд на эмалевую табличку с названием улицы.
И изумленно подняла бровь. Сама того не желая, она забрела на улицу Шоссе д'Антен. Мередит посмотрела по сторонам. Во времена Дебюсси в начале улицы, у площади Троицы, располагалось пресловутое кабаре «Гран Пен». Чуть дальше возвышалось здание XVII века — знаменитая больница Отель-Дье. А на том конце улицы, где она сейчас стояла, находилась известная книжная лавка Эдмона Байи, торговавшая эзотерической литературой. Здесь, в славные дни на переломе веков, сходились поэты, оккультисты и композиторы, обсуждали новые идеи, мистические теории и альтернативные миры. В лавке Байи молодому, резкому и независимому Дебюсси никогда не пришлось бы объясняться и оправдываться.
Мередит нашла взглядом номер дома,
Под № 2 по улице Шоссе д'Антен числилось теперь безликое современное бетонное здание. И никакой книжной лавки. Не было даже таблички на стене.
Тут Мередит заметила узкую дверцу, пробитую у самого угла здания и почти невидимую с улицы. На ней от руки яркой краской было написано:
Ниже мелкими буквами приписка:
Рука сама потянулась к карману куртки. Она нащупала сложенный бумажный квадратик, забытую листовку, которую вчера всучила ей та девочка. Мередит вытащила листок и стала рассматривать картинку. Это была плохая, расплывчатая фотокопия, но сходство определенно присутствовало.
«Похожа на меня».
Мередит снова взглянула на вывеску. Теперь дверь оказалась открыта. Как будто кто-то, пока она отвлеклась, подкрался изнутри и сдвинул задвижку. Мередит шагнула поближе и заглянула в щелку. Тесная прихожая с лиловыми стенами, расписанными серебряными звездами, полумесяцами и астрологическими символами. Мобили из хрусталя, а может и стеклянные, вращались под потолком, отбрасывая искры света.
Мередит спохватилась. Астрология, хрустальные шары, предсказания будущего — ее на это не купишь. Она даже газетных астропрогнозов не читала, а ведь Мэри проделывала это как ритуал каждое утро за чашкой кофе.
Мередит этого не принимала. Мысль, что будущее уже здесь, уже записано заранее, казалась бредовой. Какой-то фатализм, как будто отказываешься от ответственности за собственную жизнь.
Она отступила от двери и разозлилась на себя. Ну что она здесь топчется? Надо идти дальше, выбросить эту рекламу из головы.
Глупости. Суеверие.
И все-таки что-то мешало ей уйти. Она и вправду заинтересовалась, но это скорее научный, чем эмоциональный интерес. Случайное сходство? Совпадение адресов? Ей хотелось войти.
Она снова неуверенно придвинулась к двери. Из прихожей наверх вела узкая лесенка со ступеньками, выкрашенными красной и зеленой краской. Наверху сквозь наборную занавесь из желтых деревянных бусин виднелась дверь. Небесно-голубого цвета.
Сколько красок!
Она где-то читала, что некоторые люди воспринимают музыку в цвете. Как-то это называлось: симестезия? Синестезия?
Внутри было прохладно. Старый вентилятор над дверью поскрипывал лопастями и гнал ветерок. Пылинки плясали в ленивом октябрьском воздухе. Если уж ей так хочется ощутить атмосферу конца века, что может быть лучше, чем побывать в таком месте, словно не изменившемся за сто лет?
Чисто научный интерес.
На мгновение все застыло в равновесии. Казалось, само здание затаило дыхание. Ждало, наблюдало. Зажав в руке листовку, как талисман, Мередит шагнула в прихожую. Затем поставила ногу на нижнюю ступеньку и пошла по лестнице.