Святитель Феофан Затворник и его учение о спасении

Тертышников Георгий

Все вышеизложенное свидетельствует о том, что память о преосвященном Феофане жива в сердцах верующих людей, что лица, пользовавшиеся нравственным руководством святителя при его жизни, находили необходимым и возможным в глубине своего верующего духа обращаться за тем же руководством и после его преставления.

Будучи на земле истинным утешителем многих христианских душ, скорбящих и озлобленных, подвижник продолжает пребывать в этом же качестве и в загробном мире.

Схиархимандрит Варсонофий. Памяти в Бозе почившего епископа Феофана Затворника [73]

(† 6 января 1894 года)

Он бе светилник горя и светя,

(Ин 5,35)

Вы есте свет мира;

не может град укрытися

верху горы стоя.

(Мф 5, 14)

I Давно ли жил тот старец чудный, Исполненный духовных мощных сил, Что подвиг свой великий, многотрудный В пустыне Оптиной смиренно проходил? Давно ль почил сей дивный гражданин [74] , Дарами благодатными обильный, Что в слове и в делах и властный был и сильный, Что вновь возвысил иноческий чин? Давно ль умолкнул вещий его глас? Давно ли отошел в Чертог Небесный Избранник сей и дивный и чудесный; И много ль их осталось среди нас, Стяжавших дар духовного прозренья И творческий свободный ум, Что в область нас возносит чудных дум Могучей

силою святого вдохновенья? Два года минуло, и новая утрата! И вновь Россия скорбию объята! И весть по ней несется из конца в конец, Что отошел от нас другой борец; Еще иной почил духовный великан, Столп веры, истины глашатай и ревнитель, Возлюбленный отец, наставник и учитель, — Покинул нас великий Феофан, Что утешением и радостью был нам! Исполнилась его последняя година, Почил он праведной, блаженною кончиной. В великий светлый день Богоявленья Призвал Господь избранного раба В небесные и вечные селенья; Исполнил он свое предназначенье; Окончилась великая борьба! Покорный высшему небесному веленью, Он на стезю безмолвия вступил И подвиг свой великий довершил, Исполненный глубокого значенья В наш буйный век духовного растленья. Воочию он миру показал, Что в людях не погибли высшие стремленья, И не померк в их сердце идеал. Незримый никому, в безмолвии глубоком, Наедине с собой и с Богом проводил Он время; но миру христианскому светил Учением святым и разумом высоким; Ему был раем сумрачный затвор! Служил для многих он высоким назиданьем, Соблазном для других и камнем претыканья: Вся жизнь его была для нас укор! «Зачем в затвор себя он заключил? Зачем жестокое и тяжкое столь бремя На рамена свои бесцельно возложил? К чему бесплодная такая трата сил? Теперь иных задач, иных вопросов время, Иная ныне деятельность нужна, Иного люди требуют служенья, Для новой нивы новые потребны семена. К чему сия борьба, жестокие лишенья, Посты, молитвы, плоти изнуренья? Для благотворного полезного труда Не вера нам нужна, потребно знанье. Прошла пора бесцельного, пустого созерцанья; Иная нас теперь ведет звезда; Иной рычаг отныне движет мир; В сердцах людей иной царит кумир; Кумир сей — золото, земные наслажденья, А не бесплодное стремленье в небеса!» - Такие раздались повсюду голоса. Таков был вопль свирепого глумленья, Таков от мира был жестокий приговор, Когда подвижник–иерарх вступил в затвор! То было время смутное. Тогда Тяжелые переживала Русь года…

73

Духовные стихотворения оптинского старца схиархимандрита Варсонофия. 2–е изд. Шамордино, 1915. С. 21—28.

74

Здесь разумеется оптинский старец иеросхимонах Амвросий, скончавшийся 10 октября 1891 года.

II

Убогой скудости, смиренной простоты Являло вид его уединенье. На всем следы сурового лишенья, И нет предметов в ней тщеславной суеты. Лишь всюду видны груды книг — Отцов святых великие творенья, Что будят в нас небесные стремленья, Освобождая дух от чувственных вериг. Глубоких дум в них видно отраженье; Изображены в них светлые черты Иной — не гибнущей и вечной красоты; Исполнены они святого вдохновенья; И мысли в них безмерной глубины, Что нас пленяют силою чудесной; Неизглаголанной гармонии небесной Могучие аккорды в них слышны. В безмолвии яснее видит ум Тщету сей жизни. Сюда не достигал Многомятежный рев и шум Бушующего жизненного моря, Где воздымаются за валом вал, Где слышится нередко тяжкий стон Отчаянья, уныния и горя, Где бури восстают со всех сторон. К богоподобию стремясь и к совершенству, Всего себя он Господу предал И в Нем Едином высшее блаженство Своей души всецело полагал. Но подвиг свой и труд необычайный, Которыми себе бессмертие стяжал, Покрыл он от людей безмолвной тайной, Не требуя от них ни чести, ни похвал. Божественною силою хранимый, В смирении он путь свой проходил, Минуя грозные и темные стремнины, Где враг его, как жертву, сторожил. Евангельских заветов верный исполнитель, Подобно Ангелу он Богу предстоял, И в сердце своем чистом основал Нерукотворную Ему и светлую обитель. На Божий мир, на все его явленья Взирая с внутренней, духовной стороны, Стремился он постигнуть глубины Их тайного и чудного значенья. Мир этот тайнами великими повит, Печать на нем премудрости высокой; Не каждому уму понятен смысл глубокий, Что в проявлениях его сокрыт. В борьбе с духами тьмы, жестокой и неравной, Он дивную победу одержал, Зане главу его стяг веры православной Своей державной силой осенял. И в сей борьбе стяжал он откровенье Великой истины, что жизнь — не наслажденье, Что жизнь есть подвиг, тяжкая борьба И повседневный крест для Божьего раба, И высшая в ней мудрость есть смиренье! Что беспредельный светоносный идеал, И смысл ее, и основная цель — богообщенье. Вотще ему враг сети расставлял; Он сети сии рвал, как нити паутины. Он зрел здесь образы нетленной красоты; Неведомы они сынам житейской суеты, Мятущимся средь жизненной пучины. Омыв с себя следы греховной тины, Он в меру совершенства восходил И чище себя снега убелил, Что кроет гор заоблачных вершины. Он созерцал своим духовным оком Небесный мир в смирении глубоком, Неведомый неверия сынам, Незримый слепотствующим очам. Мы, гордые одним лишь внешним знаньем, Напрасно чаем с Запада рассвет И чуда ждем в бесплодном упованье - В томленьи сем прошло немало лет; То вековое наше заблужденье: Там есть науки, ремесла, но просвещенья, Духовного там света — нет! Там воцарились злоба и растленье [75] . Ему был скинией таинственный затвор! Стремясь горе и сердцем и умом, Великих сил исполнился он в нем, Сподобившись божественных видений И дивных благодатных откровений. Он

духу его дал свободу и простор И свергнул с него гнет земной кручины; В безмолвии блаженство он обрел. Так быстроокий царственный орел, Покинувши болотные низины, Где он себе добычу сторожил, Полет свой направляет к небесам Размахами своих могучих крыл; И, одинокий и свободный, реет там, Поднявшись выше облаков и синих туч, Где жарче и светлее солнца луч.

75

Мысль Ф, Достоевского.

III

В безмолвии он много слез пролил, Когда свои усердные моленья За Русь родную Богу приносил, — Да узрит он начало обновленья И возрождения ее духовных сил И, довершив свой подвиг величавый, Спокойно бы глаза свои закрыл, Узрев рассвет ее духовной славы… Потомству он оставил в назиданье Свои творения — великие труды, Ума бесстрастного высокие созданья И дивных подвигов духовные плоды. Одним они проникнуты стремленьем: Исполнить света жизненный наш путь И ревности святой огонь вдохнуть В нас, обессиленных страстями и сомненьем. Он уяснил в них путь душевного спасенья И жизни христианской показал Великое и дивное значенье. Он веру несомненную вселял, Что вне Христа нам нет упокоенья, Что все иное — признак мимолетный, дым! Горит в них свет святого вдохновенья, Проникнуты они помазаньем святым. Неведомы они останутся одним По простоте иль скудости смиренной; Ничтожными покажутся другим По гордости ума иль мудрости надменной. Во след иных богов они идут толпой; Их жизни цель — благ временных стяжанье Иль внешней мудрости изменчивое знанье: Ни чувств благих, ни веры нет святой, И радости и скорби их иные, Не преходящие сей тленной жизни грань; С духами тьмы неведома им брань; Не верят в них они, как в призраки пустые. Ни доблестей у них, ни христианских дел, Пространными они идут стезями, И ум их омрачен греховными страстями, И в вечности печальный ждет удел. Но многие сыны сомненья и печали, Чья жизнь была бесплодна и пуста, Прочли те чудные и светлые скрижали, Что познавать учили Бога и Христа, И, полны радости, глаголам их внимали; В них чувства новые тогда затрепетали. Объятые духовным тяжким сном, Они согрелись их божественным огнем. И многие из них пошли иным путем; И, свергнув путы лжи и оболыценья, Что овладели их и сердцем и умом, И благодатного исполнясь просвещенья, В смирении поверглись пред Христом. Он пробудил их мощным Своим словом, Застывших в отрицании суровом. И в них забил родник воды живой. И, снова возвратись под кров родной Из области духовного изгнанья, Они нашли своим душам покой, Забывши прежние тяжелые страданья; И, полные надежд и радости великой, Прославили Зиждителя Творца, Что их извел из сей неволи дикой, Где тьма духовная и мука без конца.

IV

Оставил он свое изображенье… В нем видим мы печать сердечной чистоты И кроткого блаженного смиренья И отблеск чистых дум. Его черты Исполнены святого умиленья; Проникнуты они духовной красотой; При виде их благие помышленья Встают в душе и чувств небесных рой… Несется время. Неизменною чредой Идут за днями дни, и минет год, Как отошел от нас он в мир иной. Мы память сохраним о нем из рода в род И к Богу вознесем усердные моленья: Да примет душу в райские селенья, Где ни печалей, ни болезней нет, Но вечный царствует незаходимый свет. Умолим Господа, да нам Он ниспошлет Избранника иного, и новое духовное светило Над русскою землей опять взойдет, И явятся нам мощь его и сила! Да просияет он святыней слов и дел! И радостно бы мир его узрел; И приобщимся мы его святыни — Сыны великой жизненной пустыни. 1894

Часть II. БОЖЕСТВЕННОЕ ДОМОСТРОИТЕЛbСТВО СПАСЕНИЯ ЛЮДЕЙ

О богословском наследии святителя Феофана

Святитель Феофан посвятил жизнь поискам пути к вечной жизни, в своих творениях он показал этот путь последующим поколениям. «Своими многочисленными вдохновенными писаниями, — говорил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий (Симанский), — преосвященный Феофан учит нас внутреннему духовному общению с Богом. Он весь погружен в человека, в указание путей его таинственного общения с Богом под сенью Церкви» [168, с. 12].

Многообразны предметы и весьма разнообразно содержание писаний Вышенского затворника. Почти ни одна сторона духовной жизни не ускользнула от его глубокого, внимательного наблюдения. Но главной темой его творений является спасение во Христе.

При этом, как отмечают исследователи, труды великого подвижника веры и благочестия христианского, «полные духовноблагодатного помазания… в возможной полноте и близости отражают дух учения Христова и апостольского, мысли, характер и содержание творений богопросвещенных отцов и учителей Церкви, и все труды направлены к указанию высшего блага, вечных целей бытия человеческого и надежного пути в Царство Небесное» [216, с. 253].

Сам перечень этих творений [183] вызывает чувство благоговения перед великим трудолюбием, большой нравственной силой, духовным опытом святителя–затворника. «Мы имеем полное право, — пишет один из биографов епископа Феофана, — назвать его великим мудрецом христианской философии. Он в такой же степени плодотворен, как и святые отцы IV столетия» [185, с. 9].

Основой для богомудрых писаний святителя Феофана служили почти исключительно творения восточных церковных учителей и аскетов. Его богословские труды с замечательной полнотой и точностью отражают дух и характер святоотеческих аскетических воззрений, которые были предметом его тщательного, всестороннего изучения и постоянного неослабевающего внимания. Епископ Феофан был «верным и типичным продолжателем отеческой традиции в аскетике и богословии» [262, с. 395].

В его сочинениях излагаются основы святоотеческой психологии, «что для богословов необыкновенно ценно и важно и за что последние всегда останутся ему благодарны» [185, с. 261]. Особенностью мировоззрения святителя Феофана, по словам профессора Сергия Зарина, является то, что «его знакомство с аскетической святоотеческой письменностью было выдающимся не только по глубине, но и по широте обнятого им аскетического материала» [189, с. 5].

Творения и письма Вышенского затворника — это не плод труда богослова–теоретика, а живой опыт деятельного подвижника, созидавшего свою духовную жизнь на основе Священного Писания и Священного Предания Церкви. «Мы не знаем, — пишет профессор А. Бронзов, — ни одного богослова, который до такой степени был бы проникнут библейским и святоотеческим духом, до какой последний проглядывает в каждой строке у епископа Феофана. Прямо можно сказать, что его нравоучение есть в общем библейскоотеческое. И в этом самое великое его достоинство» [174, с. 261].

Как редкий и выдающийся знаток аскетической письменности, преосвященный Феофан не только отразил ее особенности и своих творениях, но и воплотил их в своей жизни, засвидетельствовав истинность святоотеческой аскезы собственным духовным опытом. «Святоотеческое аскетическое мировоззрение, ирошедши через призму глубокого и тщательного изучения епископа Феофана, сделалось как бы его собственным, так что его собственное мировоззрение без всякого преувеличения можно назиать святоотеческим, — не только по общему духу и основному содержанию, но даже и по самой форме своего выражения и раскрытия» [189, с. 5].