Святители и власти
Шрифт:
Макарий не был инициатором гонений на еретиков. Более того, когда дьяк Висковатый пытался раздуть дело и объявил еретиком Сильвестра, митрополит прикрикнул на него и велел не вмешиваться не в свое дело. Процессы над еретиками не привели к казням, тем не менее они оказали мертвящее влияние на общество [5] .
Составление четий явилось важным образовательным начинанием церкви. Но уже Стоглавый собор наложил запрет на «отреченные» книги, не вошедшие в Четьи-Минеи. «Аристотелевы врата» — своего рода учебник по медицине, «Шестикрыл» — пособие по астрономии и другие книги попали в их число. Круг светской литературы резко сузился.
Время реформ явилось временем религиозного подъема. В набожности правитель Алексей Адашев ничуть не уступал монахам
В своих проповедях Макарий с успехом развивал идею божественного происхождения царской власти. Грозный превосходно усвоил эту идею. В проповедях пастырей и библейских текстах он искал величественные образы древних людей, в которых, как писал В. О. Ключевский, «как в зеркале, старался разглядеть самого себя, свою собственную царственную фигуру, уловить в них отражение своего блеска или перенести на себя самого отблеск их света и величия». Однако идеальные представления царя о происхождении и неограниченном характере власти плохо увязывались с действительным порядком вещей, обеспечивавшим политическое господство могущественной боярской аристократии. Необходимость делить власть со знатью воспринималась Иваном IV как досадная несправедливость.
Дворянские публицисты и практичные дельцы, все без исключения, рисовали перед Грозным заманчивую перспективу укрепления единодержавия и могущества царской власти после искоренения боярского самовольства. Но их обещания оказались невыполненными. На исходе десятилетия реформ Иван пришел к выводу, что царская власть из-за ограничений со стороны советников и бояр вовсе утратила самодержавный характер. Сильвестр и Адашев, жаловался Грозный, «сами государилися, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел».
Поссорившись с наставниками, царь отпустил Сильвестра в монастырь, а Адашева заточил в тюрьму. Спешно созванный в Москве собор осудил их как изменников и чародеев. Захарьины торжествовали победу. Один митрополит Макарий пытался смягчить участь опальных и просил для них «явственного», а не заочного суда.
Иван IV пытался возродить порядки, существовавшие при Василии III. Он не считался более с мнением Боярской думы, а в ближней думе оставил одних Захарьиных. Раздор с аристократией привел к острому кризису. Василий Глинский — родня царя — был заподозрен в намерении бежать в Литву. Удельному князю Дмитрию Вишневскому удалось скрыться за рубежом. Глава думы Иван Бельский получил охранные грамоты от польского короля, но не успел осуществить свои намерения. Был задержан на границе и один из главных деятелей рады Д. И. Курлятев.
Лишь «печалование» Макария спасло от тюрьмы и плахи крамольных бояр. Но даже его вмешательство не всегда достигало цели. Грозный отказался помиловать удельных князей Воротынских, а также опальную родню Адашева. Недовольная знать стала на путь заговоров. Ефросинья Старицкая и ее приверженцы в думе стали тайно готовить почву для низложения Ивана и передачи трона удельному князю Владимиру. Интрига вышла наружу после того, как главный дьяк Владимира Савлук Иванов подал царю донос на своего господина. Царь не желал делать бояр судьями в споре с братом и передал дело на решение высшего духовенства. Митрополиту Макарию пришлось пустить в ход все свое дипломатическое искусство, чтобы прекратить раздор в царской семье и уберечь от ударов Боярскую думу. Главной виновницей заговора была признана тетка царя Ефросинья. Ее насильственно постригли в монахини и отослали на Белоозеро.
31 декабря 1563 года митрополит Макарий умер примерно в восьмидесятилетием возрасте. Церковь лишилась авторитетного руководителя в весьма трудное для страны время. Проекты реформ были окончательно преданы забвению. Наступило время насилия и террора.
КНИГОПЕЧАТАНИЕ И ЦЕРКОВЬ
В ходе Ливонской войны русские войска завоевали значительную часть Ливонии, в результате чего в состав Русского государства вошло многочисленное протестантское население. Но протестантские веяния проникли на Русь еще до начала войны, свидетельством чему служил суд над Матвеем Башкиным в 1553 году. Уже тогда
Крупнейшим городом в русской Ливонии был город Юрьев (Дерпт), наместником которого числился боярин М. Я. Морозов. Бывший сподвижник Сильвестра и Адашева, он готов был заплатить любую цену во искупление прежних «провинностей». По его доносу подвергся аресту стародубский воевода И. Шишкин. Два года спустя наместник «оболгал» перед царем дерптских жителей. Бюргеров обвинили в том, что они «ссылалися с маистром ливонским, а велели ему притти под город со многими людми и хотели государю… изменити, а маистру служити». Официальная версия о предательстве дерптских бюргеров вызвала критику со стороны хорошо осведомленного псковского летописца. «Того же лета, — записал летописец, — выведоша немець из Юрьева… а не ведаем за што, бог весть, изменив прямое слово, што воеводы дали им, как Юрьев отворили, што было их не изводить из своего города, или будет они измену чинили?» К началу опричнины Россия столь прочно утвердилась в Северной Ливонии, что юрьевцы никак не могли надеяться на возвращение прежней власти, тем более что Орден к тому времени распался, а магистр укрылся за Двиной в Курляндии. Возможно, что наместник русской Ливонии опасался повторения событий, происшедших незадолго до того в шведской Ливонии. Там небольшой отряд дворян с помощью местных бюргеров изгнал шведов из сильно укрепленного города Пернова. Ливонский хронист Рюссов указывает, что перновская история имела самое непосредственное влияние на судьбы немецкого населения в Юрьеве.
В 1565 году царь Иван объявил об учреждении опричнины. Страна оказалась разделенной на две половины — «государеву светлость опричнину» и земщину. В своей половине царь учредил опричное войско, особую думу и казну. Выселение немецких купцов из Юрьева имело место после учреждения опричнины. Правительство «вывело» бюргеров в земские города Владимир, Кострому, Углич и Нижний Новгород. Церковники старались любыми средствами предотвратить распространение ереси на святой Руси и с этой целью требовали воспретить переселенцам-протестантам отправление их религии. Фанатики не прочь были употребить принуждение. Но их попытки натолкнулись на сопротивление опричнины. Когда митрополит насильно заставил одного немца-протестанта принять православие, царь наказал его. Слухи об этом проникли в протестантскую Германию в весьма преувеличенном виде. Рассказывали, будто митрополит принужден был заплатить за насилие над лютеранином 60 тысяч (!) рублей.
Немецкие купцы, ездившие в Москву, с похвалой отзывались о веротерпимости царя и его расположении к немцам. Царь, передавали они, обнаруживает обширные познания в религиозных вопросах. Он охотно ведет диспуты на догматические темы, особенно с ливонскими пленниками (протестантами), разбирает различия между православием и католичеством, серьезно думает о соединении церквей.
Царь и его опричные дипломаты лелеяли планы образования в Ливонии вассального Орденского государства и потому не желали оттолкнуть от себя протестантское ливонское дворянство. По этой причине Грозный отверг домогательства церковников и, к великому их возмущению, позволил немецким бюргерам-переселенцам отправлять свой культ. Протестантский проповедник Ваттерман свободно ездил по русским городам, где жили немцы, и учил их «люторской ереси». В середине 70-х годов Иван IV дозволил немцам выстроить протестантскую кирху в двух верстах от православной столицы.
Царь не только защищал еретиков, но и приблизил к себе некоторых из них. Он зачислил в опричнину К. Эберфельда, К. Кальпа, И. Таубе и Э. Крузе. Особым влиянием в опричнине пользовался доктор прав из Петерсхагена Эберфельд. Царь охотно слушал рассказы немецкого правоведа, часто расспрашивал об обычаях и нравах его страны. Эберфельд присутствовал на всех совещаниях Грозного с Боярской думой. Ходили слухи, что ему поручено было сосватать в Германии невесту для наследника престола. Присутствие в опричнине советников-лютеран вызывало особые подозрения ревнителей православия, осуждавших сближение царя с безбожными немцами.