Святочный сон

Тартынская Ольга

Да, она написала и отослала Горскому прощальное письмо. Чего стоило ей это, знает лишь Бог. Письмо вышло сухое, надменное и ничего не объясняло. Бедный Юрий, для него это будет ударом. Теперь Соня готова бежать вслед за письмом, чтобы все исправить, но уже поздно. Поздно...

5.

– Участь моя решена!
– радостно возвестил Петруша Коншин, вернувшись после очередного визита к Ланской и расстегивая белый мундир.
– Женюсь!

– Бог в помощь, - мрачно ответствовал Горский.
–

А я уезжаю в Петербург.

Веселый кавалергард сокрушенно вздохнул:

– Отчего едешь один, не ждешь меня, как было уговорено?

Безмолвно сидевший возле господина Эзопка с тревогой взглянул на него в ожидании ответа.

– Все, прощай первопрестольная! Пора расстаться с иллюзиями и принять жизнь во всей ее наготе, - в браваде Горского слышалось исступление.
– Вернусь в полк и баста!

Он тряхнул головой и щелкнул пальцем по бутылке, из которой пил давеча. Коншин не ответил. В мыслях он был далеко и все еще созерцал прелестную Ланскую, чувствовал тонкий аромат ее духов, ощущал особый уют ее гостиной. Обворожительная невеста заслонила собой все иные впечатления, поэтому Коншин не стал вникать в суть душевного раздора приятеля.

– Все, спать! А завтра - явлюсь к папеньке и сделаю предложение по всей форме!
– радостно сообщил он мрачному князю и отправился в свою комнату.

Горский не шевельнулся, когда за приятелем закрылась дверь. Он долго сидел без движения, уставившись в одну точку. Перед его мысленным взором мелькали картины жизни в доме Мартыновых, тайные свидания с Соней. Князь, как ни силился, не мог понять причины решительного отказа Сони от любовной связи с ним. Письмо, полученное нынче, никак не объясняло столь жестокого разрыва. Соня писала:

"Любезный князь!

Долг и совесть не позволяют мне более встречаться с вами. Прошу вас не преследовать меня и не искать свиданий. Для всех будет лучше, если вы оставите Москву и вернетесь к прежней жизни."

И ни слова более. Горский чувствовал себя потерянным. Соня отреклась от него. Добрая, любимая Соня. Кому же верить после этого? Гадина Амалия честнее во сто крат: она не внушает иллюзий!

– За что, Соня?
– шептал он с горечью, и Эзопка страдальчески морщил брови, не зная, чем утешить господина.
– Мне больно, любовь моя...

Видя слезы на глазах князя, Эзопка принимался вдруг кувыркаться и строить рожицы, чтобы развлечь его. Не достигнув цели, он затихал и лишь протяжно вздыхал, слушая стоны несчастного князя.

Итак, Коншин женится. Услышав признание друга, Горский почувствовал еще большее одиночество. Дом затих, довершая картину неприкаянности. И вдруг в тишине раздался звон дверного колокольчика. Горский вскочил, прислушиваясь:

– Это она!

Он готов был броситься вниз, навстречу позднему визитеру, но по лестнице уже стучали чьи-то твердые шаги. Князь отступил и

рухнул в кресла. На пороге стоял Мартынов. На бобровом воротнике его шинели таяли снежинки.

– Вы, верно, ждали кого-то другого?
– криво усмехнувшись, спросил Владимир Александрович.

Горский растерянно поднялся и предложил гостю стул. Мартынов не обратил на его жест должного внимания. Он холодно произнес:

– Прогоните казачка. Дело, приведшее меня к вам, требует совершенной приватности.

– Эзопка, иди к себе, - велел князь, тревожно поглядывая на позднего гостя. Негритенок нехотя подчинился. Он еще надеялся, что его вернут, и все оглядывался, покуда шел к двери.

Когда стихли его шаги в коридоре, Мартынов достал из-за пазухи пистолет. Горский тотчас бросил взгляд на стену, где висели шпаги, ножи, ружья и пистолеты всякого рода. Мартынов был бледен и походил на безумца. Направив пистолет на Горского, он взвел курок. Юрий следил за его действиями, не трогаясь с места.

– Прежде чем я вас убью, я хочу знать всю правду. Вы были любовниками?
– Лицо Владимира еще больше побледнело.

Горский прямо смотрел в его глаза:

– Отчего бы вам не вызвать меня? Зачем уподобляться разбойнику?

– Я не хочу рисковать. Вы должны быть убиты. Итак? Вы не ответили на мой вопрос. Вы были любовниками?

Рука с пистолетом дрожала, и Горскому ничего не стоило внезапно вырвать его из рук Мартынова. Однако он этого не делал.

– Да, - ответил князь, и Владимир, вздрогнув, качнул пистолет.

– С каких пор?
– насилу выговорил он.

– Что за дело? Вы не можете судить нас за это. Мы любим друг друга! Коль скоро я нарушил законы чести, то готов ответить по всем правилам!
– пылко защищался Юрий.

– Ребенок... она носит ребенка от вас?
– Владимир дрожал, как в лихорадке.

– Ребенок?
– растерянно пробормотал Горский.
– Соня мне ничего не говорила... Ребенок... Это меняет дело!

Занятый неожиданным открытием, князь не сразу понял, что произошло. Мартынов опустил пистолет и рухнул в кресло без сил. Закрыв лицо руками, он то ли рыдал, то ли смеялся.

– Отчего же убивать за это?
– бормотал Горский.
– Соня сама отказалась от меня. Она велела мне убираться из Москвы... Я ничего не знал... Что же делать теперь?

Владимир тем временем успокоился и убрал пистолет. Словно заново родившись, он с любопытством оглядывался вокруг.

– Послушайте, князь, - обратился он к Горскому с неожиданным дружелюбием.
– Порядочный человек знает, как поступают в подобных случаях. Однако решайте сами. Я удовлетворен. Мне казалось, вы обижаете кузину. Однако если она сама вам отказала... Я удовлетворен.

Горский был окончательно сбит с толку. Не чая разобраться во всем, он решил увести разговор подальше от опасной темы.