Святое дело
Шрифт:
Кстати, об агентурной связи.
Зарубежные аппараты советской военной стратегической разведки были полностью обеспечены средствами связи. Проблемы возникли после 22 июня 1941 года не потому, что раций не хватало, и не потому, что они плохо работали, а потому, что война планировалась на чужой территории. Главный приемный центр Разведывательного управления Генерального штаба находился в Минске и уже 28 июня 1941 года попал в руки германской армии. При паническом отходе Красной Армии часть аппаратуры и груды совершенно секретных документов не были уничтожены. Это повлекло за собой провалы ряда нелегальных резидентур и агентурных групп. А те разведывательные
После войны потребовалось объяснить, отчего же летом 1941 года Генеральный штаб РККА вдруг ослеп и оглох, потеряв связь с важнейшими источниками информации. И родилась легенда: такие мы были отсталые, что у нас в нелегальных резидентурах вообще никаких раций не было.
Для подпора этой легенды были сложены сопутствующие и подпирающие сказания: вот видите, военный атташе в Берлине просил, чтобы Берия выслал ему рацию…
7
Из «Записки Берии Сталину» следует, что не только военный атташе в Берлине, минул своих начальников, гнал дезинформации в НКВД. Оказывается, что и советский посол «бомбардировал дезинформацией» бедного Лаврентия Павловича.
Но быть такого не могло, потому что не могло быть никогда.
Официальные дипломатические представительства Советского Союза за рубежом прямо и непосредственно подчинялись первому заместителю Председателя СНК, народному комиссару иностранных дел товарищу Молотову Вячеславу Михайловичу. Только ему они слали свои донесения. А народному комиссару внутренних дел товарищу Берии Лаврентию Павловичу они не подчинялись. Потому послы «бомбардировать дезинформацией» чужое ведомство не могли и не имели права.
И уж если послу в Берлине загорелось совершенно секретную внутриведомственную информацию сливать кому-то на сторону, то посылал ее хотя бы в НКГБ товарищу Меркулову, так как Первое главное управление НКГБ в то время занималось политической разведкой во вражеских столицах. А у товарища Берии в НКВД в тот момент не было структур, занимавшихся вопросами внешней политики иностранных государств. Такая задача перед НКВД в тот момент не ставилась и подчиненными Лаврентия Павловича не решалась.
В июне 1941 года, впрочем, как до войны и в ходе ее, Молотов в Советском Союзе был вторым после Сталина человеком и имел гораздо больший политический вес, чем Берия. Самое важное из того, что дипломаты сообщали в Наркомат иностранных дел, Молотов лично докладывал Сталину. Но отнюдь не Берии.
Но допустим недопустимое: официальный дипломатический представитель Советского Союза в Берлине вдруг вздумал напрямую вступить в переписку с чужим ведомством, которому не подчинен, которому эта информации не нужна. Мало того, он решил слать свои донесения тому, кто по своему положению был ниже, чем Молотов – прямой начальник всех дипломатов. И вот Берия, разозленный настырностыо официального советского представителя в Берлине, обращается к Сталину с требованием дезинформатора из Берлина отозвать и примерно наказать.
Вопрос: неужели глупенький Берия не понимал, что его обращение к Сталину – это в конечном итоге не жалоба на какого-то там посла в Берлине? Ведь это же удар в челюсть самому Молотову: ни черта он в своем хозяйстве
Летом 1941 года Берия был всего лишь кандидатом в члены Политбюро. И на своем посту шефа НКВД еще и двух лет не просидел. А Молотов работал еще с Лениным. К 1941 году Молотов набрал такой вес, что мог открыто в присутствии посторонних ругаться со Сталиным, не опасаясь последствий. В той обстановке для Берии было в высшей степени неблагоразумно докладывать прямо Сталину о непорядке в ведомстве Молотова, тем более в письменном виде, тем более с чужих слов, самому не разобравшись. Вячеслав Михайлович мог расценить такие действия как подкоп под свои личные позиции и ответить Лаврентию Павловичу сокрушительным ударом.
Смещать с постов подчиненных Молотова могли только два человека: Молотов и Сталин. И если бы у Лаврентия Павловича Берии возникли какие-то планы в отношении расстановки кадров в Наркомате иностранных дел, то единственно разумным решением было бы обратиться к Молотову и по-дружески предупредить о неблагополучии. Но вмешательство Берии в дела молотовской вотчины, прямое обращение Берии к Сталину по поводу состояния дел в Наркомате иностранных дел без предварительного согласования с Молотовым и через его голову, могло боком обойтись не только Берии, но и всей его команде.
Еще древние римляне знали: docendo discimus. Когда учим других, учимся сами.
Но справедливо и обратное: оглупляя народ, наши вожди сами глупеют. Они уже не способны даже фальшивку полноценную состряпать. «Записка Берии Сталину» – это только образец для примера. Такими «документами» придворные кремлевские историки заполонили научную литературу: рассчитано на дебилов, но дебилами и писано.
Глава 21
Кого же Берия требовал отозвать из Берлина?
Доступ к секретным документам вновь закрылся, бесценные документы уходят на дно, многие исчезли навсегда.
1
Советский посол в Берлине, как выясняется из «документа», гнал дезинформацию не только Берии в Наркомат внутренних дел, но еще и генерал-лейтенанту Ф.И. Голикову, начальнику Разведывательного управления Генерального штаба Красной Армии, и так ему надоел, что тот решил жаловаться.
Допустим, что все именно так и было. Допустим, что посол в Берлине решил отчитываться за свою работу не только перед всемогущим полудержавным властелином Молотовым, но еще и и перед Берией, и кроме того, перед Голиковым. Допустим, что Голиков выразил сомнение в достоверности получаемой от посла информации. Что же он должен был делать?
Во-первых, если действительно посол из Берлина слал свои донесения прямо в Разведывательное управление Генерального штаба, то следовало по тому же каналу ему и ответить: перестань, балбес, трезвонить, надоел! Ты нам не подчиняешься, а мы – тебе, не засоряй наши каналы и анналы своим мусором. Но зачем жаловаться?
Во-вторых, если уж начальнику РУ ГШ и захотелось пожаловаться на посла в Берлине, то следовало обращаться не в НКВД, а по команде – к начальнику Генерального штаба, которому Голиков был подчинен прямо и непосредственно: товарищ генерал армии Жуков, передайте наркому обороны Маршалу Советского Союза Тимошенко, что из ведомства товарища Молотова поступает подозрительная информация. С душком.