Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
– Правда?
– У меня грамота с собой.
– Ярослав полез за пазуху…
В тот же день два Ярослава повернули коней в сторону Киева, ибо путь в Поросье лежал через него. Сын Ярополка с трепетно бьющимся сердцем въехал в Золотые ворота, но из Южных ворот так и не выехал.
У самых ворот его ждали Святополковы дружинники. Молодого князя схватили, заковали в кандалы и отправили в поруб, откуда ему уже не было выхода. Ярослав Ярополчич умер в заточении в том же году, и многие были уверены, что его уморили нарочно, дабы он больше никогда не потревожил покоя великого князя.
Вскоре
Отстояв в Святой Софии утреннюю службу, три князя и их бояре собрались в палатах Святополка Изяславича.
Мстислав-Гарольд был высоким статным мужем, пошедшим в своего деда, английского короля Гарольда. Высокий, сухощавый, длиннобородый Святополк рядом с ним казался стариком, а начавший лысеть Владимир Мономах вовсе терялся и бледнел. Возле Мстислава стеной стояли новгородские бояре в длинных охабнях, с пушистыми расчесанными бородами.
Именно к ним обратился Святополк Изяславич.
– Да будет вам известно, мужи новгородские, - начал он, - что волею Русской земли я ныне ставлен братьями моими князьями великим князем киевским и владетелем всей Русской земли. По Русской Правде вся земля наша поделена на волости, каждой владеет один князь с родом своим. Но иные волости не вошли в сей дележ. Сии земли принадлежат всей Руси, и князья там ставятся по слову всех прочих князей и по старшинству. Такова волость Киевская и Новогородская, ибо сие есть два города-главы надо всей землей. До сей поры великий киевский князь ставил в Новгород князей. И ныне я велю, чтобы ушел из Новгорода Мстислав Владимирич и ушел княжить на Волынь. А на его место я ставлю сына своего Ярослава Святополчича.
Он бросил на Мстислава вопросительный взгляд, и тот медленно встал, упираясь рукой в бок.
– Великий князь, - прижимая другую руку к сердцу и кланяясь, сказал он, - мужи новгородские. Я всего лишь младший князь и волен слушаться отца своего и великого киевского князя, который по Русской Правде всем князьям отец, и все князья должны его слушаться. А посему я говорю, что коли будет всем угодно, я сей же день сниму с себя звание новгородского князя и уйду княжить на Волынь или куда еще призовет меня великий князь.
Владимир Мономах кивал головой и улыбался на речь сына, довольный каждым сказанным словом. Святополк тоже улыбался в бороду, но потом Мстислав сел, обернулся на своих бояр - и улыбка погасла на его лице.
Вперед выступил старший из них.
– Имя мне Димитрий, сын Завидич, - важно промолвил он.
– Великий Новгород ведает о решении Киева, мы посланы городом сказать свое слово великому князю. Вот что нам велено сказать.
– Дмитрий Завидич кашлянул и посмотрел на Мстислава. Тот кивнул ему и сделал легкий приглашающий знак.
– Хм.
– Новгородец бросил быстрый взгляд на Мономаха, сидящего поодаль.
– Мы порешили так: не хотим ни Святополка, ни сына
Начинавший говорить неуверенно и осторожно, к концу речи боярин совсем осмелел, а Святополк сидел как пришибленный, не веря услышанному. Но от него не укрылось, как кивал Мстислав, как смотрел ему в рот новгородский боярин и как косился из своего угла Владимир Мономах - словно паук из сердца паутины, и довольная улыбка играла на его полных губах.
Глава 26
В ту осень, нарушив перемирие, большая орда половцев похозяйничала возле границ Переяславльской земли, и Владимир Мономах решил, что настала пора снова выйти в степь и наказать поганых. Во все стороны помчались гонцы с наказом переяславльского князя. Прискакал вестник и в Киев - Владимир Всеволодович звал Святополка Изяславича на большой совет.
Святополк еще не отошел от неудачи с Новгородским уделом, но спорить не стал и в назначенный день прибыл с боярами и свитой к Долобскому озеру недалеко от Киева, на самой границе между Киевским и Переяславльским княжествами.
Владимир Мономах был уже там. По его приказу разбили большой шатер, где смогли собраться все - оба князя, их бояре, воеводы и старшие дружинники. Был накрыт большой стол, но мало кто смотрел на приготовления. Бояре переглядывались между собой, негромко переговаривались. Все ведали, почто призвал Святополка Мономах, и потихоньку обсуждали зимний поход за спинами князей.
– Эва чего удумали, - говорил Захар Сбыславич, - зимой в степь идти! А ежели метель да обоз застрянет? А обратно? Застанет распутица, реки вскроются - придется до вешней травы там торчать!
– Это еще полбеды, - подхватывал Никифор Костнятич, - обоз - вот о чем помыслите, бояре! В обоз придется наших смердов давать да коней! Коли выйдем в месяце лютене, назад пойдем уж весною. Пахари в степи задержатся, кто нам ролью пахать станет?.. Не говоря уж о том, что сколько смердов в степи положим! Половцы - они, чай, не будут сложа руки сидеть!
– Да и где то видано, чтобы мы сами в степь лезли?
– подал голос Никита Малютич.
– Лазали, бывало, - осадили его.
– Годов восемь назад. И тож зимой! Добро прошлись. Сколько веж взято, сколько скота и прибытка!..
– Ага, а сколько народа положили да сколько угодий в том году осталось не вспахано, потому как смерды в степи полегли, то забыли? Нет, негоже весной идти. Летом - самое время! Вот смерды отсеются, там и идти можно! Заодно и хозяйство сбережем!
– Верно, все так, - истово кивал Никифор Коснятич, больше прочих радевший за свои села и пашни.
– Князь-батюшка, - обращался он уже к Святополку, - в поход мы идти рады, но не сейчас! Негоже хозяйство без работников оставлять! Негоже весной смерда от работы отрывать! Да и Масленая скоро, а за нею Великий пост…