Святополк II. Своя кровь
Шрифт:
– Я мог бы служить тебе, князь, - начал он, но Владимир Всеволодович повел головой, и он замолк.
– Не нужна мне твоя служба, хан, - по-половецки заговорил Мономах.
– Поздно ты о ней вспомнил… Нам известно, что вы приняли роту о мире с Русью, но много раз нарушали ее, войной приходя на нашу землю. Теперь война пришла к вам. Почему ты не учил своих сыновей не преступать роты, не проливать кровь христианскую?.. Да будет кровь твоя на голове твоей! Возьмите его!
Охранявшие пленника воины подхватили его под локти, выволакивая из шатра. Бельдуз уперся было ногами, закричал по-половецки, но подоспели еще четверо воев. Все вместе
Святополк болезненно поморщился, и Мономах, заметив это, подошел к великому князю.
– Негоже заключать мир с нашими врагами, - сказал он.
– И горевать о них тоже не следует. В этот день должны мы возрадоваться и возвеселиться, ибо Господь покорил поганых, сокрушил Господь змиевы поганые головы и дал брашно и прибыток их нам! Взяли мы немало, - добавил он тише, зная сребролюбивую душу киевского князя, - и сие лишь начало. Даст Бог - вся степь покорится нам!
Ввечеру пировал весь русский стан. Даже в обозе среди раненых лилось рекой вино. Смерды закалывали овец, коров и верблюдов, жарили и варили мясо, пили захваченное вино и свои хмельные меды. Князья пировали вместе с ближними боярами. Вокруг раскинулись шатры, где гуляли лучшие дружинники и неродовитые бояре. Простые воины, смерды и бывшие невольники расположились вокруг. На всю степь гремели воинские кличи, звенели сдвигаемые чаши и раздавался дробный топот коней. Ошалевшая от радости молодежь устраивала возле свежего могильного кургана тризну в честь павших, скрещивая мечи и устраивая скачки по степи.
Сколько ни звал его Данила Игнатьевич, Иванок остался со своими дружинниками. Получивший за пленение Бельдуза серебряную гривну Калина пил с ним вместе. Сотник казался бездонной бочкой. Он то и дело подзывал чашника, а потом вовсе отобрал у него кувшин и стал подливать себе сам, не забывая и Иванка.
– Вот радости-то русскому человеку!
– говорил он, обнимая юношу за шею.
– Какую силищу одолели! Небось закажутся поганые на Русь ходить!
Рядом зазвучали гудки и гусли, послышалась разудалая песня. Какой-то парень выскочил из-за стола и пошел в плясовой, колотя сапогами по земле. К плясуну присоединялись другие, и Калина, оттолкнув Иванка, выскочил в круг.
Гуляй да пей! Нынче, братцы, белый день!–
выкрикнул он припевку.
Иванок тоже встал из-за стола, шагнул прочь. В голове шумело хмельное вино, и хотелось опять кинуться в бой. Запахнувшись в плащ, юноша через стан отправился туда, где лихие парни скрещивали мечи, поминая павших на тризне. Вокруг шумел пир. Его то и дело останавливали, кричали здравицы, предлагали полные чаши. Иванок обнимался с дружинниками и смердами, принимал поздравления и кричал в ответ что-то веселое.
Пирующий стан раскинулся, казалось, на полстепи. Впервые за долгое время русские люди без страха веселились на приволье. Достало меда и угощения даже сторожам, охранявшим полон и скот. Кое-где воины уже наладились обнимать пригожих девчонок. Спасенные из неволи девушки с благодарностью льнули к дружинникам, но вот совсем рядом послышался пронзительный девичий крик.
Двое подвыпивших воев тянули за руки молодую половчанку. Девушка извивалась, упираясь изо всех сил и зовя мать, но ратники были сильнее
– Кусается, змея!
– ахнул он, разжимая руки. Девушка мгновенно оттолкнула другого и со всех ног ринулась бежать куда глаза глядят.
– Лови ее! Лови!
– со смехом закричали вокруг. Над упустившими девку подтрунивали товарищи.
Со всех сторон к беглянке тянулись чужие руки. Кто-то нацелился обхватить ее за пояс - девушка еле успела увернуться, метнулась в сторону, поднырнула под еще одни растопыренные руки, но не заметила протянутой ноги и кубарем покатилась по земле.
Она упала прямо под ноги Иванку, и тот чуть не споткнулся, когда на него налетела девушка. Напуганная, половчанка вскочила, кидаясь прочь, но силы оставили ее, и когда юноша схватил ее за плечи, только задрожала, сжимаясь в комочек.
– Держи ее крепче! Не то вырвется!
– загремел рядом крик.
Услышав его, пленница забилась в руках Иванка, и он накрыл ее полой плаща, как пойманную птицу. Оказавшись в темноте, она и правда притихла, как пташка, и только дрожала.
– Держи ее!
К Иванку бежали двое - на руке одного остались следы зубов. Они нацелились отнять беглянку, но вовремя разглядели дорогую одежду и алый плащ и остановились, угадав, что наткнулись на боярина или молодого князя.
– Ты это… мил человек, отдай девку!
– сказал один, с укушенной рукой.
– Наша она!
– Наша, - поддержал его товарищ.
– Небось сами выловили.
– Ловили, да упустили, - ответил Иванок, чувствуя, как внутри у него все начинает каменеть, и толкнул половчанку себе за спину.
– Улетела пташка!
– Не замай, боярин!
– Дружинники сдвинули брови.
– Отдай, пока добром просим!
– Девок в обозе много, - возразил им Иванок.
– Эту не дам!
– Не заносись!
– угрожающе заворчал укушенный.
– Ты один, нас двое!
В ответ Иванок вынул меч. До сей поры он сам не понимал, что делает и зачем - выпитое вино шумело в голове, будя гонор. Но теплый комочек ткнулся ему в спину под плащом, и он понял, что не мог поступить иначе.
Острый клинок отрезвил одного воя. Он тронул товарища за локоть:
– Ладно, Скурат, оставь его. Тронешь боярина - беды не оберешься. Иную сыщем - небрыкливую…
Но названный Скуратом хоть и отступил, долго ворчал и грозил Иванку кулаком.
Убрав меч, тот перевел дух и по тому, как неохотно рука отпустила оружие, понял, что еще миг - и был готов драться за половчанку насмерть. Но почему? Кто она ему?
Пошарив под плащом, Иванок за локоть вытащил девушку на свет. Она упиралась, дрожала и смотрела на него снизу вверх испуганными злыми глазами. Удивительные были у нее глаза - большие, синие, совсем не половецкие. И длинная русая коса тоже не походила на косы степных девушек. На вид ей было не больше шестнадцати лет.
– Не бойся меня, - сказал Иванок, на всякий случай крепче стискивая ее локти.
– Худа не сделаю…
– Я… не боюсь, - вдруг молвила половчанка по-русски.
– Ты чья?
– Иванок встряхнул ее за плечи.
– Наша? Русичанка?
– Нет.
– Девушка мотнула головой.
– Мать уруска. Научила.
– Она… жива?
– Жива, - кивнула девушка.
– Там она… осталась. Нас вместе пригнали, а потом меня… - Она начала всхлипывать и задрожала, хотя бояться было уже нечего.
– Брата убили…