Святослав Хоробре: Иду на Вы!
Шрифт:
Христиане не меньше язычников были убеждены, что "ветхий" мир вот-вот погибнет. Проповедники, являвшиеся ко дворам языческих государей — Радбота Фризского, Бориса Болгарского, Владимира, — чаще всего показывали изображение Страшного Суда. Не абстракция, не загробный посул — злободневная конкретика политического плаката. Христианам конца первого тысячелетия, особенно конца Х века Страшный Суд казался делом ближайших десятилетий. Многие слышали о "синдроме тысячного года". Но немногие знают, что христиане Х века ждали его не с ужасом, а с радостью. Грань греха и добродетели, погибели и спасения в их глазах была отчетливой и наглядной — гранью между ними и язычниками. Крещения, формальной присяги Грядущему было достаточно. Любой разбойник в ответ на "Верую!.." слышал: "Нынче же будешь со Мной в раю". Благородный человек спешил "спасти" души язычников, вынуждая буквально с мечом у горла это "Верую!".
"Кто не со Мною, тот против Меня"
"Врагов же Моих, которые не желают, чтобы Я царствовал над ними, приведя перед лице Мое, избейте"
"Предаст брат брата на смерть и отец — сына. И восстанут дети на родителей и умертвят их… Не мир принес Я, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более чем Меня, недостоин Меня, кто любит сына или дочь более чем Меня, недостоин Меня"
Как это звучало для тех, кому род был святыней?
Братья начнутБиться друг с другомРодичи близкиеВ распрях погибнут;Тягостно в мире…Это снова "Эдда", снова пророчество о последних временах перед гибелью мира и Богов — словно эхо евангельских строк.
Об этом и говорил дядька Асмунд юному Святославу. Тем более что здесь, восточнее Варяжского моря, язычество Севера сталкивалось с иным, быть может, еще более беспощадным и свирепым врагом — "воинствующим иудаизмом" (М. Артамонов) Хазарского каганата. Тот тоже выглядел выходцем из языческих преданий о нечистой силе. Само слово "иудей" было слишком созвучно с названиями нечисти у скандинавов ("йотун"), латышей ("йодс"), финнов ("йутту") и славян ("юдо"). Сказки о "праведных" рабби, взглядом испепелявших города нечестивых "гоев"-язычников, перекликались с жуткими преданиями об огнеглазых чудищах-Виях. Впрочем, о том, чем был каганат, и какие чувства вызывал у соседей, подробнее поговорим позже.
Пока подведем итог — и христианский мир, и каганат были для язычника земным воплощением тьмы Кромешного мира. В свою очередь, и иудеи, и христиане отлично помнили пророчество Иезекииля о страшном народе Рос. Север, родина русов и вотчина их суровых Богов, в Каббале именовался "вратами Зла". Средневековые христиане верили, что к Северному ветру был прикован побежденный Люцифер.
Все это необходимо помнить. Иначе нам не понять, как смотрели друг на друга языческий Север и иудео-христианский Юг. Иначе нам не понять, какая сила два века бросала свирепые ватаги норманнов и вендов в набеги, главной мишенью которых, особенно в первое время, были монастыри. Иначе нам не понять, почему походы "россов" вызывали такую панику в Константинополе, какую не вызывали, скажем, армии сарацинов, подходившие к его стенам.
И не услышать, чему учил под стальным северным небом жрец Асмунд мальчика-князя
Небо лежит
На остриях копий
Уходящих во тьму.
Конечно, Асмунд учил воспитанника не только тому, что и от чего должен защищать князь, но и как защищать, как быть полководцем, правителем, воином — князем.
Здесь нам опять предстоит угадывать уроки Асмунда по их следам в жизни и деяниях князя. И будет очень трудно понять тех, кто твердил о князе-грабителе. Может, они просто не могут понять, как это так: воевать и не грабить? Рисковать жизнью — не для добычи? Подобные оценки рисуют скорее тех, кто их дает и тех, кто им верит. Наших современников. Нас.
Но при чем тут Святослав Храбрый?
Законы языческого мира повсюду — от "Речей Высокого" в "Старшей Эдде" и ирландских "Советов Кормака" до индийских "Законов Ману" и самурайского "Буси
Все — и враждебные князю-язычнику монахи-летописцы, и прямые его враги византийцы — волей или неволей говорят об удивительном, неимоверном для шкурных наших времен бескорыстии великого князя. Мы еще прочтем летописные строки о том, как равнодушно отказался Святослав от золотых даров византийцев, но благодарно принял оружие. Но сейчас стоит вчитаться в иное. В сотнями людей читаное, но мало кем осмысленное вступление к летописному жизнеописанию Святослава. "В походах же не возил с собой ни возов, ни котлов, не варил мяса, но, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину, жарил на углях и так ел". "Не возил… возов" — как это можно было не заметить?! Какая орда грабителей, куда и когда двигалась без возов, кибиток, фургонов? Ведь нужно же куда-то складывать то, ради чего грабитель, бандит, наемник проливает кровь и рискует драгоценной шкурой — добычу?!
Но летопись, при всей неприязни к заклятому язычнику, непреклонна: "не возил", и точка.
О многом говорит и перечень скудных походных кушаний. Хорошо по этому поводу сказал Г. Прошин: " и как обозначена последовательность рациона дружины: на первом месте — конина, то, что всегда с собою, затем "зверина" — дичь, добытая стрелою или копьем на марше. Говядина — мясо, которое могли только реквизировать у населения во время похода, — на последнем месте. Это уже не перечень — это характеристика! Сразу вспоминается суворовская заповедь: "Обывателя не обижай!".
Грабитель? Грабитель, чьи воины предпочитают резать своих коней, тратить время и силы на охоту, чем отнять буренок в ближней деревушке?
Лев Диакон отдает, описывая войну со Святославом, дань обязательным византийским сетованиям на жадность и корыстолюбие варваров (вот уж чья бы мычала!). Но тот же Диакон говорит, что византийские "освободители" в Болгарии разграбили множество церквей(!) и царскую казну (!!). Также говорит он, что простые болгары бок о бок с северными "грабителями" дрались против византийцев. Простите, но кого тогда четыре года "грабили" русы в Болгарии?
Несколько проясняет дело описание Ибн Мискавейхом захвата русами азербайджанского города Бердаа в 944 году. Овладевшие городом русы потребовали от жителей лишь повиновения:
"На вас лежит обязанность хорошо повиноваться нам, а на нас — хорошо относиться к вам".
Русы, по словам Ибн Мискавейха, свое слово сдержали и "вели себя выдержанно". Из описания событий можно заключить, что это еще мягко сказано. Одержимая исламским фанатизмом городская чернь с воплями "Аллах акбар!" нападала — точнее, пыталась напасть, — на русов с тыла всякий раз, когда те выходили из города, чтоб отразить нападение войск местного правителя. Нападения русы отражали успешно, а к выходкам черни относились с редкостным стоицизмом и долготерпением, ограничиваясь тем, что разгоняли оборванных фанатиков. Любопытно, в ответ на какое нападение современный командир приказал бы расстрелять толпу и взял заложников среди гражданского населения? Правильно, читатель, на первое! Русы же перешли к репрессиям, лишь когда обнаглевшие горожане начали нападать на некоторых из них, отделявшихся от соплеменников, и убивать. И даже тогда русы сперва предложили горожанам покинуть Бердаа и отправляться под руку столь горячо любимого ими правителя. Когда же привыкшие к безнаказанности мусульмане не обратили внимания на это предложение — лишь тогда жители города были захвачены в плен. При этом женщин и детей отвели в цитадель, а мужчинам, согнанным в соборную мечеть, было предложено выкупать себя и свои семьи. Наиболее благоразумные, уплатив выкуп, получили возможность покинуть Бердаа и… печать на глине, обеспечивающую их безопасность и сохранность оставшегося имущества. Мужчины, не пожелавшие внести выкуп, — Ибн Мискавейх особо отмечает, что не "не смогшие", а именно "не пожелавшие" — были перебиты, женщины и дети остались в плену завоевателей. Итог печальный, но закономерный. И более того, многие современные жители тех краев, думается, предпочли бы иметь дело с теми древними язычниками, чем с бандформированиями своих земляков и единоверцев.