Святослав, князь курский
Шрифт:
Святослав Ольгович, которому пошел уже тридцать шестой год, давно вышел из юношеского возраста. Несмотря на частые воинские походы и бивуачную жизнь, он не только взматерел, что само собой разумеется, но и погрузнел. Лицо огрубело и в то же время пополнело, хотя и не обрюзгло, как у его старшего брата. Даже выражение больших и широко расставленных карих глаз изменилось: от прежнего юноше-ского задора не осталось и следа, зато добавились властность, неукро-тимость воли и ироничный прищур. Все чаще и чаще на высоком кня-жеском челе обозначались гневливые складки.
Семейная жизнь не очень-то баловала князя: Елена Аеповна хоть и любила мужа, длительное время затяжелеть не могла, ходила праздна. Что только не делали: и в церквях поклоны били и
К этому времени они уже давно жили в собственном тереме, кото-рому нашлось место все же в детинце, а не за его стенами, в городском посаде, ведя собственное хозяйство и содержа небольшую дружину.
Наконец, то ли боги сжалились над ней, то ли подействовали вся-кие травы-приправы да бани, в которых бедную княгиню по полдню парили да разминали сенные девушки: на двадцать втором году супружества она понесла. И как счастлива была она, когда убедилась в своей непраздности. [82] Чуть ли не всем говорила, что родит обязательно сына — ведь она его выстрадала.
82
Непраздна — беременна (в отличие от праздной — пустой, не беременной).
Повеселел и Святослав, которому надоело выслушивать от братьев колкости по поводу долгожданного пополнения его семьи. И еще более обидного сравнения с сестричем, Юрием Владимировичем, жена которого, также дочь хана Аепы, в отличие от Святославовой Елены, плодовита была словно крольчиха, чуть ли не каждый год сразу же после свадьбы рожая по ребенку. Одному, Ивану, Святослав даже крестным отцом был.
У братьев-то с детками было все в порядке. Даже у тихого по срав-нению с остальными братьями Глеба, и у того, как было сказано выше, было уже два сына: Изяслав и Ростислав.
Когда подошел срок рожать, то Елена опять подвела, родив девочку, хотя все ждали сына и так на это надеялись.
— Лиха беда — начало, — успокоил супругу Святослав. — Еще так расплодишься сыновьями, что только держись.
Та виновато улыбалась и тихо, безмолвно жалась к князю.
Пока великий князь усмирял полоцких, в Польше разбойные ватаги напали на русских купцов, шедших с товарами из Моравии. А тут еще и Литва на севере зашевелилась: что ни день, то в Киев приходили сообщения о все новых и новых набегах литовцев на окраины Псковской земли.
«Надо проучить и тех и других», — решил великий князь и послал гонцов ко всем русским князьям с приказом о немедленном сборе дружин.
Дружины собрались под Смоленском, от которого русские рати можно было быстро развернуть хоть на поляков, хоть на литовцев. В помощь Мономашичам пришли со своими дружинами и черниговские князья Ольговичи. Не остались в стороне и северские Давыдовичи. Рать собралась такая, что никакому ворогу не позавидуешь.
В Польше, по-видимому, через доброхотов следили за действиями киевского князя, так как не успел Мстислав Владимирович, который лично возглавил все русское войско, собрать княжеский совет и решить, на кого первого идти, как прискакали на чуть ли не загнанных до смерти конях польские послы. Король Болеслав спешил принести извинения за действия разбойных людей и предлагал уладить дело миром.
— Миром — так миром, — не стал становиться
— Король согласен! — обрадовались послы, видя, какое огромное войско находится под рукой киевского князя. — Король согласен!
— Тогда скачите в Краков к брату моему любезному, королю Боле-славу, и порадуйте его миром. Коней вам я прикажу дать свежих.
Обрадованные успешно выполненной миссией, послы в тот же день, даже не отдохнув, поскакали к своему королю, а русские рати по-вернули в сторону Литвы. Литовцы не ждали, а потому порубежные их городки и веси были захвачены почти без сопротивления.
Но не многотысячный литовский полон, ни собранная во время по-хода дань стали важным моментом, на который обратили внимание рус-ские летописцы, а слух о том, что великая княгиня Любава, пользуясь отсутствием в Киеве князя, пустилась во все тяжкие и чуть ли не еже-дневно наставляет Мстиславу рога с его тиуном Прошкой. Как просо-чился столь соромный для великокняжеских ушей слух в лесные дебри, сказать точно не смог бы никто, но подозрение пало на княжеского ев-нуха Гермогена, недавно прибывшего к князю с посланием посадника Путяты.
Доброхоты постарались — и князь Мстислав Владимирович вскоре во всей красе был ознакомлен с «художествами» женушки.
«Вот взбеленится», — усмехались в окладистые бороды князья да бояре. Только они плохо знали своего великого князя. Не взбеленился Мстислав, не взъярился. Приказал только собрать в свой шатер всех князей, воевод и старшую дружину, и когда те собрались, объявил:
«Есть слух, что моя благоверная княгиня будто бы в грех плотский с тиуном впала… Так вот, чтобы не было каких-либо кривотолков по этому поводу, хочу вам сказать следующее. Когда я был молод и жил с Кристиной, меня любившей больше самой жизни, то я по молодости лет, был не скуп на ласки к чужим женам. Но Кристина, будучи от при-роды женщиной умной, делала вид, что про те грехи мои ничего не зна-ет, и с особым почтением этих женок в тереме привечала. Теперь же я стар, и любовные утехи меня прельщают меньше, чем дела государст-венные. Моя новая супруга Любава если уже не юная женка, то еще довольно молода. Кровь у нее еще не отбродила, а потому она могла учинить что-то непристойное княгини. — Князья, воеводы и бояре-дружина смущенно молчали, не смея перебить великого князя, а тот меж тем продолжил: — Однако даже если Любава и совершила что-то недостойное, о чем мы точно не знаем, то в том судить ее не мне и, уж тем более, не вам, а только Богу. Поэтому я откровенен с вами и гово-рю, что если тут нет безумных слухи продолжать распространять, то придержите язык за зубами. Он вам всем еще может пригодиться. — Тут от добродушия князя и следа не осталось, его голос и слова были полны угрозы. Угрозы явственной и открытой. — Если же есть безумные, то напоминаю, что меч лучше всех лекарств лечит от любых болезней, в том числе и от безумства, — продолжил с прежней угрозой великий князь. Впрочем, закончил речь свою он довольно миролюбиво: — Теперь же можете идти в свои дружины и заниматься насущными делами».
С княжеского совета все расходились молча: знали, что Мстислав слов на ветер не бросает. К тому же каждый подумал: а не наставляет ли и ему рога собственная женушка с каким-нибудь тиуном, а то и просто с конюхом. То, что княгини, пользуясь отсутствием мужей, часто нахо-дящихся во всевозможных походах, погуливают да блуду предаются, ни для кого не было секретом, но как-то огласке не придавалось. С невер-ными женами каждый поступал по-своему: кто-то тихо прощал, кто-то бил безжалостным боем, а большинство под благовидным предлогом сплавляли в монастырь, чтобы тут же обзавестись новой. Можно было, конечно, уличив супругу в прелюбодеянии, предать дело огласке, что-бы, осудив, по-старинному обычаю зашить изменщицу живьем в кожа-ный мешок вместе с собакой и кошкой да и бросить в ближайший омут на радость водяному. Но такого уже со времен княгини Ольги на Руси не бывало.